«А руки-то помнят!» – с облегчением отметила она в то утро, а перед глазами почему-то возникла картинка, как несколько лет назад Ксения, навестив сестру, села за пианино и без ошибок сыграла что-то из Чайковского. «Сто лет не подходила к инструменту, а руки помнят!» – радовалась она тогда, с восхищением разглядывая тонкие, но сильные пальцы. Тогда еще на безымянном было обручальное кольцо.
Проведя согнутой кистью вдоль его щеки к подбородку, Даша ласково сказала:
– Мой хороший, не обижайся. Я не злая. Я просто немножко замотанная.
Он повернулся и доверчиво прижался лицом к Дашиной шее. Задевая губами ее кожу, Данил чуть слышно спросил:
– Я правда – твой?
– Теперь да, – уверенно ответила она и прижала его покрепче. – Раньше был Ксюшиным, а теперь мой.
«Только вот ей наверняка не приходилось так с тобой нянчиться!»
– Я помню Ксюшу, – не отрываясь от нее, сказал Данил.
– Конечно, ты и не должен ее забывать.
– Она мне пела про Барбоса.
– Ксеня? Шутишь! Она в жизни не пела! Хотя… Может, тебе… Я такой песни не знаю.
Резко выпрямившись, он азартно воскликнул:
– А я тебя научу!
– Обязательно. Дома, ладно?
Опомнившись, Данил настороженно огляделся и покорно согласился:
– Дома.
– Хочешь, потанцуем? Здесь можно, – предложила Даша, отчаявшись дождаться официанта. До выступлений играла музыка, и в кафе действительно танцевали.
Его взгляд снова стал беспомощным:
– А как? Я не умею.
– Это проще простого. Пойдем, я тебя научу.
Потянув его за руку, Даша отошла от столика шага на два, чтобы не смешаться с толпой, и положила руки ему на плечи.
– Обними меня, – сказала она категоричным тоном, чтобы он не посмел ослушаться.
В руках Данила чувствовалась неуверенность, но Дашу это не смущало. «Конечно, ему страшно, – рассуждала она, всем телом помогая ему попасть в такт. – Он же не чувствует себя наравне со всеми, а я заставляю его вести себя так же… Ну, ничего. Он все вспомнит».
Его ладони вдруг задвигались, и, подняв голову, Даша увидела в широко раскрывшихся серых глазах замешательство. «Ох ты! – испугалась она. – Да ведь он…»
Она попыталась отстраниться, но Данил держал ее. Его руки уже прожигали ей блузку, а сердце колотилось так, что сбивало с ритма ее собственное.
– Данил… – начала она строгим голосом, но тут ее охватило что-то настолько горячее и сильное, будто это было отдельное от Данила живое существо, не знающее неуверенности и страха.
Это нисколько не походило на обычный поцелуй, которых в Дашиной жизни было немало. Но ни один не увлекал ее в жаркую многоцветную спираль, закручивавшуюся с такой скоростью, что Даша не успевала даже перевести дыхание. Она застонала от страха окончательно раствориться в этом новом для нее и пугающем, а Данил все не выпускал ее. Все его тело, едва ощутимо, незаметно для остальных, но двигалось уже в другом танце, который Даша хорошо знала, а он только вспоминал. И ей вдруг показалось, что каким-то чудом Данил уже проник в нее, иначе откуда взялась бы эта болезненная судорога, от которой сводило бедра?
Внезапно он отпрянул и беспомощным движением прижал ко рту ладонь. На его лице выразилось такое потрясение, что Даша схватилась за его сжавшиеся плечи:
– Что ты? Все хорошо.
– Что это… было? – едва слышно спросил он.
– Ничего страшного. Это…
«Как же ему объяснить?!» – Она в отчаянии подыскивала слова, но все они оказывались неверны. Наконец она нашлась:
– Это и значит, что ты – мой. А я – твоя.
