– Вернемся к тому, на чем закончили вчера, – жизнерадостно объявил брат Пон. – К твоему «я», от которого тебе необходимо избавиться, если ты хочешь добиться освобождения.
– Но вы вроде говорили, что этого «я» не существует, – пробормотал я.
– Сложнее всего устранить то, чего не существует! – уверенно заявил монах. – Нельзя взорвать, нельзя закопать, нельзя в море утопить, и при этом оно всегда с тобой, висит на тебе и мешает, как отягченная гирями цепь.
Образ оказался живым, я почти ощутил на плечах холодную тяжесть металла и даже зевать перестал.
– Процесс это не быстрый, за один день все не сделать, – продолжил брат Пон. – Создавал ты эту штуку много лет, вкладывал время, силы, энергию, кропотливо трудился, так что обратный процесс потребует чего-то похожего. Начнем с разрушения опор. Абсолютных истин, на которые опирается твое эго, уверенное в собственном существовании. Вот, например, смотри… – он повел рукой, аккуратно огладил росток, протиснувшийся в щель между досками настила. – Это создание очень мягкое и слабое. Оторвать можно одним движением. Так?
– Ну да, – подтвердил я.
– Так сделай это.
Я протянул руку и дернул, стебель отломился с негромким хрустом, брызнул сок.
– Братьям меньше работы по борьбе с растениями, – брат Пон улыбнулся. – Слабое? Мягкое?
Я кивнул.
– Но оно способно прорасти сквозь асфальт, раскрошить и разрушить бетон, – сообщил монах. – Способен ли на это ты, могучий и сильный, сорвавший ее миг назад? Способен?
– Нет, – я все еще не понимал, к чему клонит брат Пон.
– Так сильный или слабый этот росток? – поинтересовался он.
Я почесал макушку и отдернул руку, поскольку скребанул ногтем солнечный ожог.
– В одном отношении она сильная, а в другом слабая… – начал я.
Я вновь кивнул, чувствуя себя автомобильным котом-игрушкой…
– Вот! В отношении! – провозгласил монах с таким видом, словно мы с ним только что доказали теорему Ферма. – Качества, которые мы приписываем этому объекту, являются относительными. И не только этому объекту, но любому, без исключений. Понимаешь?
Я вновь кивнул, чувствуя себя автомобильным котом-игрушкой, который мотает башкой в такт дорожным ухабам.
– Но почему тогда мы ведем себя так, словно все качества являются абсолютными? – поинтересовался брат Пон, и из леса за моей спиной донесся протяжный крик птицы. – Очисти сознание, успокой его, не придумывай лишнего. Постарайся увидеть свое отношение к тому, что ты держишь в руках… Какой он? Сильный, слабый? Все вместе?
Я закрыл глаза, постарался забыть обо всем: о недосыпе, о вчерашнем дне, о сидящем напротив монахе, о том, где я нахожусь, и что в Паттайе меня уже наверняка ищут (хотя я сказал, что уезжаю на неделю, но ведь не предупредил, что не буду отвечать на звонки и СМС)…
Стоп!
Я почти разозлился на себя за невозможность сосредоточиться, и в следующий момент у меня получилось: на кратчайший отрезок времени, две-три секунды, не осталось ничего, кроме зажатого в руке мягкого стебля и меня, этот стебель держащего и о нем думающего.
– Слабый, – сказал я с некоторым удивлением.
– Совершенно верно, – подтвердил брат Пон. – Оставь его. Вот другой предмет.
В руке у него оказался камень, серый, неровный, с кулак размером.
– Велик ли он? – спросил монах.
– Нет конечно.
– А если сравнить с этим? – и брат Пон посадил на камень черного муравья: тот поводил усиками, но убежать не стремился.
