Противо Речия (сборник) - страница 12

Я, как это сейчас делает мой сын, буду до последнего саботировать ужин, но ровно до тех пор, пока дед демонстративно не оближет свою персональную ложку с треугольным черенком и выгравированными на нем двумя косыми линиями и многозначительно не посмотрит на меня.

Но если и это не поможет, то фраза «Ща получишь этой ложкой в лоб», которая за всю историю осечек ни разу не давала, сработает и в этот раз. Затем бабушка начнет мыть посуду в большой эмалированной миске, а я полезу на подоконник – рассматривать единственную семейную реликвию – настоящую староверческую икону…

Для этого и существует родина.

Для памяти.

Здесь нет живых и нет мертвых.

Только свои.

Все вместе.

Раньше я любил возвращаться в город.

Было время, когда не имело никакого значения, как долго ты отсутствовал и где все это время находился – некая непостижимая сила влекла тебя домой. Влекла настолько сильно, что тебе было плевать решительно на все дорожные знаки, разметку и предупредительные вспышки фар несущихся навстречу машин. Ты летел домой, и в то мгновение, когда надежно укрытая небосводом равнина с невозмутимо распластавшимся на ней твоим городом вдруг возникала перед тобой, сердце что есть силы подпрыгивало куда-то вверх и ты каждой клеткой своего усталого, затекшего тела ощущал его счастливую барабанную дробь.

Буквально за несколько сот метров от въезда ты все же сбрасывал скорость, с облегчением отстегивал опостылевший ремень безопасности и поднимал телефон: «Алло, мам. Ну я на месте. Да, добрался, нормально». Город тотчас проглатывал тебя, плотно окутывал смогом и шумом, по-хозяйски сопровождал тебя сквозь хитросплетения собственных улиц и перекрестков вплоть до самого пункта назначения. Дома ты еще долго сидел на балконе и вглядывался в до мельчайших подробностей изученный, замыленный пейзаж, словно пытаясь наконец постичь, чего именно тебе не хватало там, вдалеке. Засыпал ты по-детски быстро, и даже сны в эту ночь не смели тревожить тебя.

Я так и не смог вспомнить, когда именно все это закончилось, в какой момент наступил раскол. Просто однажды поймал себя на мысли, что мне больше не нужен этот город, и сила, которая раньше влекла меня сюда, полностью себя исчерпала. Безвольно растекшаяся по равнине, рыхлая, окутанная свинцовой дымкой лепешка больше не порождает ни единой положительной эмоции. Возможно, в этом виноват я сам, возможно – люди, но скорее всего никто. Все проходит.

Говорят, твой дом там, где сердце. Неправда. Мое сердце и мой дом находятся в совершенно разных точках. И, что самое печальное, между ними нет сообщения.

Все как обычно. Омерзительно серый теплый декабрь со всеми своими погодными и атмосферными репризами. А я так плохо переношу смену погоды.

Буквально вчера черное, намертво сросшееся с землей небо словно гигантское пресс-папье вжимало тебя в асфальт, ветер швырял в лицо грязный, перемешанный со льдом дождь, а люди на улицах обреченно сбивались в хмурые, непривычно тихие стаи, время от времени адресуя друг другу отрывистые, лишенные смысла и эмоций слова.

А вот сегодня неба не видно. Ощущение неба исчезло напрочь. От этого очень неуютно – белесый фон вверху и какая-то предельная прозрачность вокруг. Штатный понедельник: карусель осунувшихся, измятых лиц, наспех приклеенные улыбки, угловатые, нервные телодвижения. Ты словно застыл в гигантской сфере, заполненной вакуумом. Ты неподвижен – бесшумно и медленно сфера вращается вокруг тебя. Во всем этом есть какая-то цикличность, особая логика, не требующая специального подтверждения либо опровержения. Тем не менее, ты ее чувствуешь, ты пульсируешь в ее ритме и твердо знаешь, что произойдет с тобой через минуту или через час.