После того как Никита убрал снег во дворе соседа, он вернулся домой, снял с себя верхнюю одежду. Отодвинул зеркальную дверь гардеробного шкафа. На вешалке находилась практически новая болоньевая куртка, выше на полке лежали вязаная шапка и шарф серого оттенка. Снизу стояли зимние коричневые ботинки «Экко» – одежда выходного дня. Никите нравились эти ботинки, но обуть он их не мог. Они были куплены мамой в последний совместный поход по торговому центру. Желание сберечь обувь, которая напоминает каждый день о ней, гораздо сильнее нужды. Что насчёт куртки – та же самая причина – страх испортить хорошие последние вещи, напоминающие о маме, не позволял ему их носить. Вот поэтому-то он и получил школьное прозвище «Оборванец». Никита повесил потрёпанную куртку на плечики рядом с болоньевой курткой и папиным шерстяным пальто. Задвинул зеркальную дверцу. Пригладил чёрные всклоченные волосы. Его взгляд невольно остановился на двери, ведущей в гараж. Она была закрыта, но это не помешало ему мысленно попасть в него, мысли о белом «Прадо» сменились на мысли о маме. Тоска и горечь, точно воры, прокравшись в сердце, украли радость от недавно полученных за хорошо выполненную работу денег. Он смахнул слезу. Направился к распахнутым в разные стороны дверям в прихожей, сделанным из красного дерева и прямоугольного стекла. Никита пересёк узкий холл. Остановился на пороге, свет с холла и кухни-столовой прорезал тёмную гостиную комнату.
Отец лежал на диване, уткнувшись носом в спинку. На стеклянном столике перед диваном стояла наполовину полная бутылка коньяка и хрустальный стакан. Рядом лежал «айфон» и ПМ. На противоположном краю столика находились литровая бумажная упаковка апельсинового сока и несколько контейнеров с лейблом «Большой Джон». На полу у столика коробка с логотипом этого ресторана. Между столиком и диваном внушительная куча опустошённых бутылок, но Никиту они уже не удивляли, а вот пистолет… его папа очень редко выставлял на обозрение. Никита не мог оторвать взгляд от пистолета. Нет, не любопытство тому виной и не потому, что его привлекало оружие, – дело в страхе. Страх перед оружием появился по мере понимания последствий его применения. Но год назад этот страх в разы усилился. Глубоко внутри его сковывал ужас. Он не понимает, как люди могут причинять друг другу зло. Зачем убивать, когда можно решить проблему мирным способом? Ведь человека невозможно вернуть к жизни.
Когда-то Каин убил Авеля, в его сердце было много зла. Откуда берётся зло? Его одноклассник Эдик тоже злой… Если бы он только знал, как победить зло; как победить Эдика, не причиняя вред. Мама рассказывала библейские истории о победе Давида над Голиафом. Он убил его камешком из пращи1, попав ему прямо в лоб. О том, как Каин убил своего брата, как Самсон сражался с тысячей филистимлян, победив их ослиной челюстью. Но ведь в этих историях зло побеждалось другим злом. Убийство – это зло? Несомненно – зло. В голове мальчика это не укладывалось и только вызывало больше новых вопросов. Мама говорила, что Иисус, когда Его несправедливо судили, били и плевали Ему в лицо. Он не отвечал им тем же, Он не защищал Себя. Когда Его распяли на кресте, Он простил людей, которые причинили Ему столько боли и страданий. А преступнику, распятому рядом, пообещал Рай! И снова ничего не понятно, как такое может быть. Где граница между злом и добром? Почему же все люди не могут быть такими же добрыми, как Иисус? Откуда берётся это зло? Откуда?
