– А что ж за вещи такие?
– Не знаю, стоит ли рассказать. Еще не решил. Думал, пока занести на бумагу, а потом уже посмотрю открывать ли кому-то. Это про мою молодость. Даже дочкам не рассказывал никогда. И жене так и не обмолвился ни разу. Она и померла, не зная, что я за человек, и что в жизни делал.
– Так это когда было-то? Ты здесь лет тридцать живешь. Я помню еще, как ты первый раз пришел. Запомнил, потому что не угадал. Я за всю жизнь должно быть только один раз тогда и не угадал. Думал, ты красное вино возьмешь и пасту с острым соусом. А ты заказал яичницу, котлеты, крендель с солью и бутерброд с сельдереем. Запомнил я тот сельдерей. Что ж за бутерброд такой-то, с сельдереем? На всю жизнь я тебя тогда запомнил. Егорка, говорю, сумасшедший, звоните куда-нибудь, сдавать его надо на поруки, – Санчо рассмеялся. Эту историю он вспоминал часто и с удовольствием.
– Я тогда молодым был совсем, – стал вспоминать и Чарли. – С сельдереем, да? Ну, надо же. Нет, такого я уже не помню.
Санчо закрыл ресторан. И помог другу донести ящик до дома. Чарли водрузил агрегат на веранду. Протер его от вековой пыли и долго осматривал механизм, пытаясь понять принцип работы. Кое-как приладил бумагу. Нашел кнопку с буквой «Ч» и нажал. Кнопка податливо провалилась, но ничего не произошло. Чарли почесал жидкую бородку, и нажал кнопку еще раз. Снова ничего. Он нажал другую кнопку, потом третью. Лист по-прежнему оставался чистым.
– Не судьба, – спустя некоторое время заключил Чарли. И почему-то на душе стало легче. Нет никакого рока, который направляет его поступки. По крайней мере больше нет. Просто дурацкая импульсивная покупка. Да, и история старая и не важная. То, что было после, когда он приехал в этот город и впервые посетил заведение Санчо, гораздо важнее. Здесь у него появилась семья, любимое дело, и подлинная радость жизни. И он делает только то, что захочет сам, и никто ему ничего не внушает. Захотел приволочь домой дурацкий старинный агрегат, и приволок.
В прихожей послышались шаги. Дочери вернулись. Чарли отодвинул машинку в угол к прочему хламу и спешно накрыл ее тряпкой. Может, не увидят?
– Пааап, – протяжно позвала Доля, – а чего говорят, ты там диковину приобрел огромадную?
Катя сидела в полной темноте в мокром сыром тоннеле, смотрела в пустоту перед собой, ничего не видя и вслушиваясь в тихий стук капель воды где-то дальше за поворотом. Казалось, что она забралась в самый дальний, самый сокрытый угол этого города, где ее никто ни за что не отыщет и даже не будет пытаться найти. Особенно учитывая, что о существовании девушки мало кто догадывается. Но Катя знала, что эта тишина обманчива, и в темноте прячутся монстры.
«Хорошая акустика, – заметила про себя девушка. – Должно быть, так она собирается нас найти».
Подсознательно Катя чувствовала опасность. Даже если глаза и разум все еще не усматривали никакой угрозы, девушка точно знала, что грядет буря. Она уже привыкла к этому – к тому, что сознание слишком отстает, и лучше доверять инстинктам. На каком-то более глубоком уровне мозг обрабатывал неуловимые частицы получаемой извне информации и делал очень точные прогнозы и заключения. Сознательный разум – такой сложный великан с огромными энергозатратами – просто не успевал обрабатывать столько данных, и был очень медлителен в своих расчетах. Сознание полезно если вы хотите подумать о философии или начертить проект здания (хотя и здесь можно спорить), но когда вы соревнуетесь с машиной, лучше довериться своему собственному автоматическому алгоритму – который может дать фору многим компьютерным процессорам.
