Протуберанцы. Социальный роман - страница 35
– Это то, из красного кирпича?
– Да-да, именно! Войдёшь, там дверь открыта, повернешь направо и увидишь комнату, что-то вроде столовой, и по правой стороне смотри: первая дверь – это туалет, вторая дверь – душ. Вот и всё, «попудришь» и подходи, попьём чайку с бутербродами.
– Хорошо, Сева, я сейчас, быстро…
– А здесь, Ольга, торопиться не надо.
– Как это не надо? Я чувствую, что если не потороплюсь, вы там всё съедите без меня, и я останусь голодной.
– Ну, тогда поспешай, но поспешай медленно, чтобы не было мучительно больно…
– За бесцельно прожитые годы? – Ольга заулыбалась и пошла в сторону хозяйственного блока, я же, вернулся в диспетчерскую. Стас сидел за монитором компьютера, нервно дергая мышкой, играл в какую-то подозрительную игру эротического содержания.
– Как дела, herr Стасиус, как настроение?
– Здорово, Сева, всё издеваешься, а дела «нормалёк», настроение тоже отличное. Ты пришёл меня сменить?
– Ишь, обрадовался, сиди, дежурь. Мне надо еще с одной машинкой разобраться.
– А что это за аппарат пригнали?
– Это Ольга себе купила малолитражку. Как она тебе?
– Мне нравится, богатая девчонка!
– Ты про что?
– Про твою подружку.
– Причем здесь подружка, я тебя про машину спрашиваю.
– Классное «точило»! И девчонка классная, с деньгами.
– Причём здесь это, заработала денег, вот и купила себе игрушку.
– Сева, скажи по секрету, у тебя, что с ней?
– Стас, прекрати говорить глупости, у нас разница в двадцать лет, а то и более.
– Ну, и что, в этом деле ровесников не ищут.
– Ладно, смени тему. Что сегодня на ужин?
– Да практически ничего. Тебя нет, а я и не готовил.
– Но хлеб то есть?
– Хлеб есть.
– А паштет мясной остался?
– Остался.
– Ещё лучше. Заварка есть?
– Есть, в пакетиках.
– Вообще прекрасно! А сахар?
– Сахар в банке из-под компота.
– Великолепно, а ты говоришь, есть нечего. Сейчас сварганю бутерброды, и попьем чайку. Ты с нами, али как?
– Чай, буду.
– А бутерброды?
– Если приготовишь для меня, съем.
– А если нет?
– Ну, если нет, твой съем.
– Понятно, тогда, во избежание голодного бунта делаю бутерброды на всех.
– Так, я не понял, твоя дама что, сегодня будет вместе с тобой дежурить?
– А тебе-то, какое дело, Стас?
– Да так, ничего, если тебе сегодня не хочется дежурить, я могу покорпеть вместо тебя.
– Ну, уж нет. Сменишься и вали домой, мы тут как-нибудь без тебя управимся, а завтра не опаздывай, я рано утром уезжаю вместе с Ольгой.
– И куда это вы «намылились» в такую рань?
– Ольга попросила перегнать её машину.
– Это ту, которую ты отремонтировал?
– Ну, да.
– Вот девка, в мужские игры играет, машины перегоняет.
– А как ты Стасиус хотел, каждый крутится, как может.
– Ты надолго, Сева, решил уехать?
– Достал ты меня, Стас, своими каверзными вопросами. Не знаю, как получится, но на трое суток точно. Пусть шеф ищет подмену.
– Так ты ему позвони.
– Позвоню, попозже. Ладно, где у нас хлеб?
Я готовил бутерброды из мясного паштета и колбасного сыра, слушая по радио фрагмент из оперного спектакля «Царская невеста»54:
«Сколько лет прошло, сколько всего в жизни свершилось. Какими мы всё-таки были тогда молодыми, бесшабашными, но в тоже время, защищенными и уверенными в завтрашнем дне. Могли честно и добросовестно служить стране, совершать разные глупости и храбрые поступки во славу милых дам. Куда это всё делось? Страна резко поменялась, пройдя через бандитские девяностые, свернув с прямой и понятной всем широкой дороги на какую-то закоулочно-проселочную, ведущую к светлому будущему наших доморощенных олигархов. Бедные становились ещё беднее, а богатые – богаче. К какому социальному слою принадлежу я, непонятно. Но то, что не к олигархам, это точно. Вроде ещё пока не к бедным, но уже на пороге – ничего не скопил, ничего за душой. Уволен был из армии по болезни в то беспокойное и смутное время перехода к дикому капитализму, когда защитники отечества были абсолютно не нужны своей стране, а в некоторых случаях даже и опасны. Офицеров с армии увольняли партиями, без жилья, без привилегий и пенсий. Было больно смотреть на этих лейтенантов, капитанов и майоров, всю жизнь отдавших служению родине, начиная с суворовских, нахимовских и военных училищ, воинских частей, не видевших радостей гражданской жизни, с постоянным скитанием по огромной стране от одного гарнизона к другому. Как же боялись и ненавидели заокеанские властители нашу доблестную военную силу, что любыми способами пытались, если не уничтожить, то хотя бы дискредитировать ее, используя недальновидность правителей, залакированную сбреховатость и абиссальную порочность, по отношению к своим подданным. И сколько, таких как я, бывших лейтенантов, капитанов и майоров, уволенных в запас, скиталось по стране, не имеющих за душой ничего: ни собственного жилья, ни достойного места под солнцем, чтобы жить, творить, любить и быть хотя бы немножко, хотя бы чуть-чуть счастливее».