– В этой индустрии?
– Ты отсталая или что? На камеру показываешь себя, выполняешь то, что просят, тебе за это платят. Сложно для понимания?
Лиза отшатнулась и выругалась, но тут же прикрыла рот рукой. Почему она сразу не догадалась? Это же было так очевидно, почему она не смогла понять еще до того, как дверь закрылась? Ведь все так просто: пустая комната, ноутбук и диван.
– Черт, нет… Почему вы не сказали мне? Я же не знала, что это… Что это какой-то…
– Что? Что такого в этом? Ведешь себя как малолетняя девственница. Ты остаешься или нет?
– Нет, конечно! – выпалила Лиза, отступая на шаг. – Да я…, да вы…
Администратор рассмеялась, закидывая голову, а Лиза развернулась и стремительно направилась к двери, услышав в спину:
– Я не прощаюсь!
Сжимая купюры в кармане, девушка шла вдоль улицы, не замечая, как мелкий дождь накрапывал и застилал пеленой глаза. Она не видела ничего перед собой и едва не перешла дорогу на красный. Лиза словно очнулась от гипноза, когда ей посигналил водитель авто. Обнаружив, что стоит на середине «зебры» и тормозит движение машин, девушка сделала шаг назад, растерянно оглядываясь по сторонам и пряча взгляд от водителей, что усмехались, глядя в ее сторону.
Сейчас стало все равно, Лизе хотелось сходить в душ, смыть этот день, закрыться в своей комнате, завернуться в одеяло и как следует поплакать. Но больше всего она желала теплых и утешающих объятий. Сейчас она была готова бросится на шею даже незнакомцу и рассказать ему все-все, что есть на душе, а потом отстраниться и уйти, оставив этого человека. И пусть он узнал бы о том, чего не нужно знать, кому он расскажет? А если расскажет, что с этого? Лизу в большом городе мало кто знает.
Хотелось уехать. На поезде. Лизе нравилось в поездах разговаривать с соседями и слушать их истории, это был отдельный вид терапии. Ей нравилось рассказывать о матери и о том, как несладко ей живется, слушать утешающие слова и поддержку. Слушать истории других людей, давать свои советы и оказывать поддержку самой, а после выходить из вагона, растворяться в толпе и больше никогда не вспоминать чужие истории, но при этом ощущать легкость на душе, словно от сброшенного груза.
Дома было тихо, мама легла спать. Лиза сняла обувь и прошла в комнату. Раздевшись, она направилась в ванную. Горячая вода не шла, даже воздух не шипел. Нахмурившись, девушка заглянула за шкафчик и увидела перекрытый канал с горячей водой. Снова своеобразный «привет» от мамы. Лиза была без сил, поэтому умылась, сдерживая слезы, поставила чайник и ушла к себе. Набрав Соню в надежде, что она еще не спит, Лиза рухнула на кровать, устремив взгляд в потолок. Длительные гудки заставляли кусать губы до боли и жмуриться, сдерживаясь из последних сил, а когда автоответчик заговорил, девушка перестала бороться с эмоциями и схватила подушку, глухо закричав в нее и протяжно завыв. Лицо болело от напряжения мышц, лоб онемел от длительного положения бровей выше нужного уровня, веки опухли, отчего Лиза смотрела на темные углы комнаты сквозь тонкие щелки.
Чайник давно уже вскипел, и девушка, порывисто вздыхая, завернулась в плед и пошла на кухню налить горячего чая с лимоном и сушеной мятой. Голова гудела и требовала сна, мысли и способность думать словно пропали. Лиза все делала машинально, словно робот.
Аромат, притупленный из-за заложенности носа, помог немного успокоиться, а первый глоток заставил нервно хихикнуть, а затем засмеяться почти во весь голос, отчего слезы снова покатились по щекам. Тяжело вздохнув, Лиза одной рукой стерла соленые дорожки и вернулась в комнату. Второй глоток сравним с теплыми объятиями. Ей стало легче на душе, но голова гудела, нужно было ложиться спать.
