Провидец - страница 9

На первый взгляд, всюду здесь царили чистота и порядок, однако достаточно было свернуть в подворотню или пройтись по узеньким переулкам от одного трактира к другому, дабы в полной мере насладиться запахом свободы и вольнодумства. Свобода пахла мочой. Вольнодумство своим ароматом было обязано потекам рвоты; вырвавшись из-под родительской опеки, отроки с усердием постигали науку избавления от излишков дешевого пива уже в самом начале обучения.

Я плутать по улочкам с местными злачными местами не стал и вскоре оказался на Площади Петра. Здесь людей заметно прибавилось, и строгость деловых сюртуков оказалась изрядно разбавлена фривольными и цветастыми одеяниями творческого люда; помимо факультета естественных наук, Императорская гимназия включала в себя и высокую школу искусств.

Кто-то играл на скрипке, кто-то танцевал прямо посреди улицы, художники рядком выстроили свои мольберты и оттачивали навыки, зарисовывая стройные шпили гимназии, нестерпимо блестящие в солнечные дни и благородно – желтые в непогоду. Впрочем, отдельных молодых людей занимали не архитектурные изыски, а фланировавшие неподалеку модницы, которые из-за соломенных шляпок, угловатых жакетов и широких юбок с перетянутыми кушаками талиями напоминали ожившие керосиновые лампы.

Лоточники с подносами и пузатыми кофейниками разносили пышные круассаны. Прихватив несколько штук, я покинул площадь, свернул на соседнюю улочку и почти сразу очутился перед лавкой «Механизмы и раритеты», которую содержал, с недавнего времени, мой давний знакомый и хороший друг семьи – Элиас Корхонен. Проживал он тут же, на втором этаже.

Был он выходцем из чухонцев и в бытность свою преподавал нам с сестрицей теорию паровых механизмов, а так же арифметику с черчением. Элиас был страшно увлечён изобретательством, и регулярно таскал нам свои поделки. Мы с Настенькой, раскрыв свои рты, глядели как движутся шестеренки на чудных машинах. Однажды он приволок механического таракана, размером с собаку, который пыхтя паром бегал по зале, распугав всех гувернанток. Мы с сестрицей смеялись до слез, а няни осеняли себя крестом и бормотали о бесовщине. Корхонен настолько полюбился нашей семье, что и после окончания обучения, временами, захаживал в гости, дабы откушать чаю за тёплой беседой. Славные, беззаботные времена…

Поднявшись на крылечко, я схватился за кольцо дверной ручки и постучался. Поначалу не получил ответа. Даже подумалось, что дома никого нет. Мало ли у человека дел в воскресенье. Тем более, на красного цвета двери красовалась табличка «закрыто». Однако, через некоторое время послышались шаркающие шаги и звук крепкого засова. Следом дверь отворилась, приглашая войти нежным звоном колокольчиков. На пороге меня встретил пожилой господин в сером костюме старомодного кроя: приятной наружности, низкого роста, полноват, с белыми густыми бакенбардами; с темно – серыми глазами, но с отсутствием всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль, как и прежде, гуляла вольной птицей, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы и пряталась в морщинах лба. На голове его покоились монокуляры, что приносили великую помощь старческим глазам.

– Коленька, мальчик мой, – засветился Корхонен, принимая меня в свои объятия, – сколько лет, сколько зим. Совершенно позабыл про старика.

– Ну что ты, Элиас, как можно, – похлопал я друга по спине и передал пакет с гостинцами, – Вот держи. Твои любимые.