Провинциальный апокалипсис - страница 9
– Они, говорят, даже уши кому-то отрезали.
– Пришили?
– Чего?
– Ухи.
– Не вижу ничего смешного. А если бы тебе отрезали?
– Он бы себе тогда от мамонта пришил, чтобы от мух отмахиваться, когда нарушителям штрафы выписывает.
– Ну, совсем с ума спятили! Давайте прекращайте!
– А чего он?
– В самом деле, куда-то мы не туда… Как-то там наш Алёшка…
– Звонила в реанимацию. Живой. Волгин, врач реанимации, с которым разговаривала, диагноз подтвердил: перелом основания черепа.
– Живой, и слава Богу!
– Ещё неизвестно, как лечение пойдёт. Зинаида Геннадьевна говорит, такие травмы бесследно не проходят. Серьёзные осложнения бывают.
– Будем надеяться на лучшее.
Я сказал, что вчера полазил по интернету и надёргал разных фотографий, так давайте вместе посмотрим, может, кто кого узнает.
Мы прошли в мою комнату, я сел за стол и включил компьютер. Все расположились за моей спиной. Стоило мне открыть файл с фотографиями, как из-за моей спины наперебой полетело:
– Да вот они все! Чика, Табак, Костыль, Хусаян.
– А это Гнездилов, что ли?
– Кто же ещё?
– Опять Чика. Костыль с Хусаяном в «Форварде». Табак!
– С кем это он, да ещё в спортзале?
– С Копыловым! Он у них там главный вышибала.
– Ну и горилла!
– У Гнездилова пачка не меньше!
– А позы какие!
– Кина нагляделись!
– А это что за урод? Бр-р-р!..
– Лёва-псих.
– Псих? Натуральный?
– А разве не видно?
– А чего его тогда выпустили?
– Говорят, безобидный.
– Ничего себе, безобидный!
– Вот-вот.
По ходу дела я фиксировал клички, фамилии, имена. Когда дети разъехались, я расположил фотографии так, чтобы нагляднее смотрелись: вот вся группировка вместе, вот они по двое, по трое в характерных позах, вот по одному. Затем составил «заявление» (без «шапки», которую решил написать в отделении), «объяснительную» и поехал в полицию.
Было около семи вечера, когда я прибыл туда.
Подойдя к стенду, на котором висели образцы заявлений, я стал отыскивать нужную «шапку». Однако буквально тут же ко мне подошел невысокого роста круглолицый плотный капитан и поинтересовался, не нужна ли помощь. Я ответил, что мне надо написать «шапку» на «заявлении».
Он спросил:
– А по какому поводу «заявление», можно посмотреть?
Я дал ему. Он начал читать и тут же делать замечания:
– Вы тут неправильно пишете. Вы уже определяете характер преступления и обвиняете, а вина пока не доказана и ваш сын официально ещё не признан потерпевшим. Так не пишется. Вам бы адвоката. А что, собственно, произошло?
Я кратко пересказал. Он спросил:
– Имена, клички какие-нибудь знаете?
Только я начал называть, как он сразу же подхватил:
– Знаем, всех знаем, – и, разведя руками, с видимостью огорчения добавил: – Но ни-че-го не можем с ними сделать!
У меня разве что челюсть не отвисла. Уж если они, подумал, такие беспомощные, мы куда лезем? Однако вслух ничего не сказал. Да и что на это сказать? Да и бравый вид капитана совершенно не соответствовал тому, что он только что с явно показным огорчением произнёс. И потом, что значит ничего не могут сделать?
Не могут или не хотят? Что за абракадабра такая?.. Скажу наперёд, далеко не сразу дошло до меня, для чего и впредь разными сотрудниками полиции всё это нам говорилось.
Меж тем капитан подошёл к окошку, о чём-то переговорил с дежурным, тот извлёк с полки тоненькую папку, затем оба ещё раз заверили меня, что другого заявления писать не надо, а вот объяснение, мол, давайте, к делу приложим.