Провинциальный апокалипсис - страница 9



– Они, говорят, даже уши кому-то отрезали.

– Пришили?

– Чего?

– Ухи.

– Не вижу ничего смешного. А если бы тебе отрезали?

– Он бы себе тогда от мамонта пришил, чтобы от мух отмахиваться, когда нарушителям штрафы выписывает.

– Ну, совсем с ума спятили! Давайте прекращайте!

– А чего он?

– В самом деле, куда-то мы не туда… Как-то там наш Алёшка…

– Звонила в реанимацию. Живой. Волгин, врач реанимации, с которым разговаривала, диагноз подтвердил: перелом основания черепа.

– Живой, и слава Богу!

– Ещё неизвестно, как лечение пойдёт. Зинаида Геннадьевна говорит, такие травмы бесследно не проходят. Серьёзные осложнения бывают.

– Будем надеяться на лучшее.

Я сказал, что вчера полазил по интернету и надёргал разных фотографий, так давайте вместе посмотрим, может, кто кого узнает.

Мы прошли в мою комнату, я сел за стол и включил компьютер. Все расположились за моей спиной. Стоило мне открыть файл с фотографиями, как из-за моей спины наперебой полетело:

– Да вот они все! Чика, Табак, Костыль, Хусаян.

– А это Гнездилов, что ли?

– Кто же ещё?

– Опять Чика. Костыль с Хусаяном в «Форварде». Табак!

– С кем это он, да ещё в спортзале?

– С Копыловым! Он у них там главный вышибала.

– Ну и горилла!

– У Гнездилова пачка не меньше!

– А позы какие!

– Кина нагляделись!

– А это что за урод? Бр-р-р!..

– Лёва-псих.

– Псих? Натуральный?

– А разве не видно?

– А чего его тогда выпустили?

– Говорят, безобидный.

– Ничего себе, безобидный!

– Вот-вот.

По ходу дела я фиксировал клички, фамилии, имена. Когда дети разъехались, я расположил фотографии так, чтобы нагляднее смотрелись: вот вся группировка вместе, вот они по двое, по трое в характерных позах, вот по одному. Затем составил «заявление» (без «шапки», которую решил написать в отделении), «объяснительную» и поехал в полицию.

Было около семи вечера, когда я прибыл туда.

Подойдя к стенду, на котором висели образцы заявлений, я стал отыскивать нужную «шапку». Однако буквально тут же ко мне подошел невысокого роста круглолицый плотный капитан и поинтересовался, не нужна ли помощь. Я ответил, что мне надо написать «шапку» на «заявлении».

Он спросил:

– А по какому поводу «заявление», можно посмотреть?

Я дал ему. Он начал читать и тут же делать замечания:

– Вы тут неправильно пишете. Вы уже определяете характер преступления и обвиняете, а вина пока не доказана и ваш сын официально ещё не признан потерпевшим. Так не пишется. Вам бы адвоката. А что, собственно, произошло?

Я кратко пересказал. Он спросил:

– Имена, клички какие-нибудь знаете?

Только я начал называть, как он сразу же подхватил:

– Знаем, всех знаем, – и, разведя руками, с видимостью огорчения добавил: – Но ни-че-го не можем с ними сделать!

У меня разве что челюсть не отвисла. Уж если они, подумал, такие беспомощные, мы куда лезем? Однако вслух ничего не сказал. Да и что на это сказать? Да и бравый вид капитана совершенно не соответствовал тому, что он только что с явно показным огорчением произнёс. И потом, что значит ничего не могут сделать?

Не могут или не хотят? Что за абракадабра такая?.. Скажу наперёд, далеко не сразу дошло до меня, для чего и впредь разными сотрудниками полиции всё это нам говорилось.

Меж тем капитан подошёл к окошку, о чём-то переговорил с дежурным, тот извлёк с полки тоненькую папку, затем оба ещё раз заверили меня, что другого заявления писать не надо, а вот объяснение, мол, давайте, к делу приложим.