– Алло…? – Прозвучал уставший Пашин голос. Аня от неожиданности растерялась, не знала, что ему ответить, поэтому на секунду застопорилась, лихорадочно подбирала в уме слова для будущего разговора, тем временем трубка повторила. – Алло, я слушаю?
– Паша, ну пойми родной, на этот раз, тебе ну никак не получится отмазаться. – Михалыч замолчал, в кабинете повисла пауза, он в упор уставился на парня, откровенно и бесцеремонно изучал его. Парень в ответ потупил взгляд, отрешенно смотрел куда-то себе под ноги, не реагировал. Михалыча это слегка задевало и бесило, но профессионализм матерого ФСБ-шника это нивелировал, внешне он оставался совершенно спокойным. Он и не привык, чтобы люди вели себя с ним вот так, откровенно игнорируя. Парадокс заключался в том, что только Паша может спасти его и его близких от верной гибели. Поэтому Евгений Михайлович, несмотря на свою власть и раздражение, очень даже держал себя в руках, пытаясь не настроить против себя парня.
Работал Михалыч с Павлом по классическому сценарию, задача которого заключалась в том, чтобы максимально запугать объект обработки, обрисовать ему самые мрачные и печальные перспективы, а потом, когда тот отчается и деморализуется, предложить выход из сложившейся ситуации. Разумеется, с выгодой для себя, и преподнести это как великое снисхождение и великодушие со стороны обвинителя.
Но сейчас до него начинало постепенно доходить, что такая схема почему-то не работает. Павлу было просто фиолетово на то, что вещал Евгений Михайлович. Паша попросту все игнорировал. Уже час Михалыч общался с этим несговорчивым парнем у себя в кабинете, но все старания запугать Павла почти сошли на нет. Хотя он припомнил все подвиги, которые числились за Пашей, обрисовал перспективу ответственности, пообещал, как минимум, двадцатку, как максимум – пожизненное! Но на парня это не производило никакого впечатления, он просто сидел, смотрел в пол, время от времени ухмылялся, на контакт идти явно не собирался.
В кабинете они были одни. Никаких бумаг, протоколов о беседе с Павлом Евгений Михайлович не вел. Также он постарался, чтобы не было случайных свидетелей разговора с Пашей, понимал, что в этой ситуации с Павлом нужно беседовать только в частном конфиденциальном порядке. Был очень расстроен, что их разговор не задался, развивается в негативном ключе. Паша совершенно не собирался идти на контакт, но и Михалыч не сдавался.
Высокие чины в кремлевских кабинетах не подвели. На следующий день после того, как он попросил о помощи с утра ему позвонили, сообщили, что человека, которого он разыскивает, обнаружили в Сочи. Сказали, что в течении трех с половиной часов его доставят к Михалычу спец бортом.
Вот теперь они сидели друг напротив друга – Паша с совершенно отрешённым видом и Михалыч, который не знал, как заставить Павла выполнить то, что так было жизненно важно для него. Но он генерал ФСБ и не оставлял попыток все-таки пробить психологическую оборону парня.
– Паша, смотри, вот такая картина по тебе выходит. – Михалыч открыл картонную папку с названием «Дело», достал оттуда листок бумаги, одел очки.
– Две тысячи одиннадцатый год, – начал он, – в городе Киренск Иркутской области пропал паренек Сережа Миронов, смотри. – Михалыч полез пальцем в текст. – По факту исчезновения Миронова было расследование, по делу свидетелем проходил его друг некто Павел Смирнов, дальше дело было закрыто с формулировкой, «в связи с истечением срока давности». – Михалыч замолчал, дал Паше возможность вспомнить, продолжил. – А знаешь, Паша, дело закрыли с нарушением! – Сообщил Михалыч, посмотрел на Павла поверх очков, изучая его реакцию, тот в ответ ехидно слегка кивнул. – Продолжим. – Сказал Михалыч. – Две тысячи тринадцатый год, жалоба Виктории Савельевны Чипко тысяча девятьсот сорок восьмого года рождения на Павла Александровича Смирнова в Херсонский РОВД Корабельного района.
