Проживи мою жизнь - страница 7



Молоточком стучал нерешённый вопрос: как проверить, что эта больная пантера (никакой другой образ так и не пришёл на ум) и есть сестра Марты? Ни паспорта, ни удостоверения, вот так, за здорово живёшь, подошла, опутала колдовским голосом, покорила осенними глазами – и вот уже идёт себе Диана под звуки дудочки Гамельнского крысолова непонятно на какие сделки. За каким чёртом согласилась-то? Мысли цеплялись одна за другую: «А что, если она из тех, кто убил Марту и теперь подбирается к ней? Да ну, это уже паранойя какая-то. Хотели бы – давно убили. А может, они выжидали? Или я и вправду знаю что-то важное, что нужно выяснить, а потом убить? Господи, ночь и так жутковатая, так теперь ещё и не заснуть, а завтра рано вставать и снова бежать, решать, договариваться, улыбаться. И обещала чуть разгрузить плотный график и дать знать, когда и как они будут встречаться и где разговаривать».

За таким невразумительным диалогом и вялым спором с самой собой Диана приняла душ и, обнажённая, расстелилась под мягкой простынёй. Сон не шёл никак. Проворочавшись в тягостных мыслях больше часа, девушка включила ноутбук, свернулась клубочком и стала пересматривать фотографии, в которых отпечатались полгода веселья, фейерверков, приключений, путешествий, танго и страсти – полгода с Мартой.

Марта немного рассказывала о своей семье. Май – так она называла старшую сестру, была старше её лет на семь. Значит, сейчас ей, должно быть, тридцать три. С двенадцати лет она ушла в изучение принципов работы службы безопасности и к двадцати пяти годам стала директором в их фамильном банке. И как ни вглядывалась Диана в снимки, она находила мало сходства: старшая Верлен была на полголовы выше, хотя Марта была ростом метр семьдесят. Майя – высоченная, смуглая, с острыми высокими скулами, строгим царственным профилем, тогда как Марта была мягче, светлее, прозрачнее, что ли…

У Марты – золотистые волосы и зелёные глаза, чувственный рот, дерзкая асимметричная стрижка, и веселье просто плескалось в ней, по поводу и без повода. Её сестра была, по рассказам, человеком жёстким, но справедливым, одиноким, но способным быть верным другом. И сёстры последнее время постоянно спорили, но Марта, упоминая об очередной размолвке, не называла причин. Это были две разные стихии: её любовница – город, толпа, кутерьма, сумасбродство, танцы; Май – лес, бегство, личность, отсутствие страха и страстей, разговоры один на один. Объединяло их главное – честь, искренность, и, как говорила Марта, «солнечная кровь» – согревающая теплота и искрящийся талант увлечь за собой. Что ж, возможно, так оно и есть.

Ночь страдала за стеклом, маялась от скачущего блеска автомобильных фар, мстила внезапно обрушившимся дождём за громыхание подъездных дверей и швыряла прицельно, словно в яростном припадке, в лицо, в затылок, в кисти и ступни осколки воспоминаний о Марте, смешивая цвета, запахи и пронзительность забытых прикосновений, раздирая abrazo[6], сбивая болео и перекручивая кольгаду[7]

И саднила кожа содранных как раз в марте колен, когда, поскользнувшись на льду, коварно покрытом водой, неловко упала, а напористые жаркие пальцы, крепко взяв за кисть и обхватив за талию, буквально выдернули из лужи, и губы почувствовали гипноз, и была вспышка – глаза в глаза, и обе смеялись, не скрывая заполыхавшего румянца и ударившего по пояснице тока. И сзади кто-то ядовито отвесил: