Прозрачный - страница 28



Я окрикнул их: «Эй парни, чего вы там тупите, уже темнеет, пора спускаться». И вдруг произошло самое непонятное для меня. Серега резко запрыгнул на край бортика, зачерпнул в руку снег и замахнулся в мою сторону, но нога его начала скользить, и он резко повалился назад, а там уже не было никакого бортика. Витя и Паша не успели его поймать. А я только и смог, что подбежать к краю, где доли секунды назад стоял Серега.

Мы не увидели места, куда он упал, не услышали звуков удара, никаких криков, ничего. Словно Серега просто улетел с крыши куда-то далеко. Мы стояли с ребятами в оцепенении, боясь пошевелиться, не знали, что делать. Так хотелось прокрутить момент назад и избежать трагедии, ощущение безвозвратности чего-то очень сильно угнетало, просто разрывало сердце. Мне показалось, что мир стал черно-белым. Что время остановилось. Я услышал невероятный гул, словно реактивный самолет взлетал прямо здесь с крыши. И не было никакой крыши, не было ничего, только гул, вездесущий гул, словно из него состоит весь мир, вся материя, все вещества. И я сам и был этим гулом. Потом мир вернулся на свое место, несколько утратив краски.

Нам было очень несладко. Приехали скорая и милиция. Нас осмотрели, увезли в отделение, куда пришли родители. Все плакали, сердились, ворчали. Взрослые смотрели на нас серьезно и недобро. Я так и не видел родителей Сереги, нас не пустили на похороны. Все как-то замялось и растворилось. О Сереге лишь напоминали венки рядом с местом, где он упал.

Моя по-своему прекрасная детская жизнь кончилось в этот день. Словно кто-то взял и поменял мир, в котором я жил раньше. Сначала просто ничего не радовало. Мы меньше стали общаться с Пашей и Витей, ходили угрюмые, смотреть друг другу в глаза не могли. Меня начали мучить кошмары. Снилось, что я брожу по лабиринту, что этот лабиринт мой дом, что он словно заброшен и мрачен, что по нему ходит кто-то еще кроме меня и мне очень не хочется его встретить. А в реальности, мне казалось, что я потерял какую-то часть себя. Что там, на крыше, вместе с Серегой я утратил что-то еще, какое-то понимание себя как человека, как личности.

Мама очень переживала за меня, мы чаще стали ходить к врачу с тетрадочкой. Врач уже приглашал меня к себе в кабинет и задавал вопросы. Он рекомендовал мне записывать все мои страхи, вести дневник, фиксировать мои сны. У меня долго это не получалось. Я ленился, не знал, что писать, с чего начать. Но когда у меня начались первые галлюцинации, я понял, что только самодисциплина поможет мне с болезнью. Просто в один день стерлась граница между сном и реальностью. Это страшно, когда ты понимаешь, что не спишь, что уже проснулся, но кошмар тебя не отпускает. Ты видишь то свою комнату, а то заброшенное здание с обшарпанными стенами. То видишь стол с чашкой перед собой, то какую-то бетонную плиту со штырями арматуры. Мне было тринадцать, когда приступы стали нарушать границу реальности. Тогда мама начала давать мне лекарства. Приступы случались раз в полгода. Мама оставляла меня дома на пару недель, в школе говорила, что я просто болею, всегда прилагая правильную справку. Вот так мое существование начало раскалываться на две части. Я смог окончить школу без подозрений со стороны учителей. Я смог сохранить друзей, мы до сих пор общаемся с Пашей и Витей, хотя я больше и не хожу в спортивную школу.