Забыто все, как было встарь.
Это не значит, что боярство
Оставило спокойно власть.
Да и окрепшее дворянство
Стремится на глаза попасть.
Отсюда вышло затрудненье.
Собор венчал цареву власть.
Самодержавное правленье
Ждала суровая напасть.
И вот, казалось бы, наследный,
Но выборный собором государь.
По сути, самодержец гневный.
На деле же мальчишка-царь.
Полезши в кузов, молодой Романов
Уж пожалел, что назвался груздем.
Необразованный, без царских планов,
Стал вдруг страны большой вождем.
Не находя опоры в знати,
Он полагался на отца.
Желал всемерно благодати
Для славы своего венца.
По всей стране ввел воеводства,
Крепя для власти вертикаль.
Наладил пушек производство.
Реформой армии поднял мораль.
А в пестроте гражданских состояний
Ввел замкнутость сословного деленья.
Тягло иль служба – не предмет желаний.
Теперь обязанность от самого рожденья.
И костенеет весь общественный состав,
Делясь на замкнутые классы.
В каждом сословье свой устав.
Нет больше разнородной массы.
Больней всего задело всех крестьян
Такое жесткое сословное деленье.
В свободе выхода возник изъян.
Лишен крестьянин волеизъявленья.
Крепя крестьянина к земле,
Его крепили и к владельцу.
Он боле не хозяин сам себе.
Не повезло вконец терпельцу.
И все ж Россия прирастала,
Идя неудержимо дальше на восток.
Дошла до далей тихих океана.
Вдохнула всласть соленый ветерок.
Но главные торговые пути
Южных и западных морей
Русским закрыты. Не пройти.
Противники пока сильней.
На западе Литва, и шведы, и поляки.
На юге турки, крымский хан.
Все стороны желают смертной драки.
Всех охватил хмельной дурман.
А судьбы русских областей,
Входивших в русскую Литву?
Что может быть еще важней?
Надо помочь родному естеству.
Уже ведь многие века,
Сбирая Русь со всех концов,
Радеет о своих Москва,
Гордясь землей своих отцов.
И с каждым разом все сильнее
Перед Москвой вставал вопрос.
О судьбах западной Руси радея,
Сомненьем мучился Великоросс.
