Краем глаза я заметила, что очкарик как раз вытянул шею. Он даже подобрался весь и привстал на цыпочки. Наверное, чтобы ему лучше было видно, что тут у нас творится. «Какая у него все-таки шея! – успела подумать я. – Просто лебединая».
Но Пашка на нас не обиделся, он не из таких. Кузин сразу все понял. Раскусил, так сказать, наш коварный план. Он просто взял и водрузил на стол свой пакет. Я решила, что это, видимо, подарок, а от подарков все-таки отказываться неудобно, даже в такой ситуации. Поэтому я выдавила из себя полусантиметровую улыбочку и заглянула внутрь.
Все у меня внутри оборвалось. Висело-висело на тоненькой ниточке, а потом – БАЦ! – и оборвалось.
– Ты в туалете забыла, – громко объявил Пашка на весь ресторан.
– Это не я. Ничего я в туалете не забывала! – сказала я. – Меня вообще там не было.
– Ну-ка, ну-ка, – сказала Танюся и сразу полезла в пакет.
Вот она медленно тянет к нему руку. Вот ее пальцы с накладными ногтями касаются шуршащего целлофана. Вот она уже просовывает их внутрь… Все это неторопливо происходило у меня на глазах, как в какой-то замедленной съемке. Еще минуту-другую и Танюся, а с нею весь белый свет узнают, что лежит в этом проклятом пакете с дурацким зайцем!
Этого я допустить не могла. Потому что там лежало мое платье с бантом. Розовое. И еще гольфы.
Это платье бабушка купила в прошлом году. Мне оно сразу понравилось, розовое мне к лицу. Но когда я показала платье Танюсе, она сказала, что точно такое же, вот точно с таким же пятном на груди (бабушка его так и не вывела до конца), ее мама позавчера отнесла в комиссионку. Там покупают вещи бедные люди.
– Вы бедные? – прямо спросила Танюся и жалостливо посмотрела на меня.
Я сказала, что нет, и Танюся мне не поверила. Потом она еще несколько дней носила мне в школу бутерброды с колбасой, пока я не попросила ее больше этого не делать.
Теперь сами понимаете, что я никак не могла позволить, чтобы мой пакет с зайцем был раскрыт. Поэтому я вырвала его из Танюсиных рук и ВЫШВЫРНУЛА!
Куда я его вышвырнула, я сама не поняла. У меня было какое-то светло-молочное помутнение перед глазами.
– Что вы себе позволяете?! – раздался оглушительный женский крик.
Это кричал наш официант. Он почему-то лежал на полу между нашим столиком и столиком тех парней, а рядом с ним лежало что-то розовое. Я решила, что платье, но нет.
Это был Танюсин этот… как там его… лобстер.
Все сразу вокруг зашумело, запричитало, заворочалось, к официанту подскочили какие-то люди в коричневом, Танюся с Ирочкой расплакались и побежали в туалет, парень в очках куда-то делся (блондин с брюнетом тоже), а Пашка почему-то оказался вдруг за нашим столиком.
Он сидел на стуле напротив меня и улыбался, как дурачок. А потом он достал из кармана спичечный коробок и вложил мне его в руку.
Что было дальше, даже вспоминать не хочется. Сосисок с пюре мы так и не поели, потому что нас выдворили из кафе. Лобстера, кстати, тоже, хоть Танюся и порывалась соскрести его с пола и унести домой в одноразовом контейнере. Но заплатить мне все равно пришлось. Вернее, пришлось нам – напополам с Кузиным. Но я сказала, что обязательно потом ему отдам. А он сказал, ладно, и проводил меня до дома.
Вот.
PS: А в спичечном коробке оказалась курица. Не живая на этот раз, а из зеленого камушка. Пашка ее вырезал, когда в январе был на море. Вот из-за этой курицы Танюся и решила, что он в меня влюбился. Хотя у подъезда Кузин заявил, что я сама курица натуральная.
