Она щебетала, с удовольствием уминая блины, и Юлина мать, поначалу напряженная и настороженная, заулыбалась в ответ.
– Я сегодня уезжаю, поэтому ваших кушаний мне больше не едать. Но помнить их буду вовек! – объявила она, вытирая рот салфеткой.
– Утром или вечером отправляетесь? – уточнила Нина Михайловна.
– Наведаюсь в мэрию и сразу на вокзал, – безмятежно улыбаясь, ответила Марфа, – поэтому вещи сразу заберу. Попрощайтесь за меня с Денисом и Юлей, если я их не увижу. Все было очень славно.
Улыбнувшись еще раз пять или десять, Марфа выскочила в коридор, зашла в номер, быстро собралась и двинулась к выходу. В холле ее встретила все та же Нина Михайловна, радушно улыбаясь.
– Вот ваши документики. Приходный ордер. Счет.
– А вам взамен – ключик от номера.
– Счастливой дороги!
– И вам счастливо оставаться! Спасибо за гостеприимство! – рассыпалась Марфа, задом продвигаясь к выходу.
Когда за ней закрылась дверь, она выдохнула, закинула за спину рюкзак и бодрым шагом двинулась по дороге.
Сегодня у нее много дел.
Ровно в девять вечера от вокзала отошел последний автобус на Петербург. На заднем сиденье, спрятавшись за спинками передних кресел и тесно прижавшись друг к другу, сидели две женщины.
План побега претворялся в жизнь.
До Марфиной квартиры в Пушкине они добрались далеко за полночь. Однушка в хрущевке встретила их духотой и затхлостью. Пооткрывав настежь все окна, они упали на диван и через секунду заснули, забыв накрыться чем-нибудь, чтобы не закусали алчные комары. А утром Марфу разбудил звонок главреда.
– Марецкая, ты что, сбежала с поля боя? – с ходу наехал он.
– Куда? – ничего не соображая со сна, спросила Марфа.
– Это тебе лучше знать куда! – наддал Тимоша. – Мне звонит депутат и заявляет, что моя журналистка ничего до конца не довела, покрутила в Приозерске хвостом и уехала, а ветерана как выселяли, так и выселяют!
Марфа, мгновенно рассвирепев, соскочила с дивана и заорала:
– Так пусть тогда этот депутат сам едет и всех спасает! У них там такая оборона, что на танке не прорваться! Я что, амбразуру грудью закрывать должна? Туда не журналистку посылать надо, а прокуратуру и ОМОН! Этот ваш народный избранник хорошо устроился! Послал вместо себя любимого бабу и ждет, когда она ему лавровый венок в зубах притащит! Пресса должна найти проблему и осветить. Привлечь внимание общественности. А горячие каштаны из огня таскать – увольте! Нашли девочку для битья! Я вообще не уверена, что он не в сговоре с этим приозерским чиновником! Уж больно тот уверенно себя чувствует. Не ваш ли депутат его и крышует?
– Ну ты наговоришь, – попытался приструнить ее Тимофей Данилович.
Но Марфу уже понесло, как Остапа:
– Он потому и послал меня, что дело тухлое, а ему портить свой авторитет неохота! И, между прочим, я свою работу сделала. Материал готов, сдам, если хотите, хоть завтра, а если на меня будут наезжать, то я и вашего доброхота в статье упомяну! С меня станется, вы знаете!
– Да уж как не знать! Только все же притормози на поворотах. Ты уже в городе?
– Нет, в Пушкине. Собиралась приехать к вечеру. Надо одно дело разрулить.
– Ладно, – совсем уже мирно сказал главред, – не торопись. Завтра к обеду явишься, вместе посмотрим материал. Нет, лучше скинь мне все, что есть, а завтра уточним, что брать, что нет.
– А депутату что скажете?
– Да уж найду что сказать, не парься, – буркнул Тимоша и отключился.
