Глаза Ингвара меж тем вновь начали слипаться – он был слишком утомлен для долгих разговоров. Темнело. Остатки Хельговой дружины ютились под рёбрами жёлтых прибрежных скал, костра на ночь разводить не стали, и морской холод всё наглее залезал под лохмотья, заставляя северян теснее жаться друг к другу. Ингвар натянул до подбородка отданный ему кем-то плащ, который успел высохнуть, но от соли теперь хрустел и почти не гнулся. Сквозь наваливающийся сон он слышал, как отец говорит, мол, к утру надо выступить, ибо края эти от северян успели хлебнуть всякого, и встреться им отряд арабов или хазар – дружелюбия и гостеприимства ждать нечего. «Ну а местные – отцовский голос звучал тихо и убаюкивающе, – хотя арабов с хазарами не жалуют, так и нас им любить не за что».
Наутро костерок всё-таки разожгли и сварили из остатков спасённых припасов скучную полупустую похлёбку. Подкрепившись, выступили. Решили пробираться на Север, к Атши-Багуану, острова близ которого русы превратили в свой лагерь. Хельг вновь вёл людей наугад, и на сердце у него было темно. Чутьё уже подвело его среди волн, а в море ему всегда везло больше, чем на суше.
Последние следы бури, принёсшей северянам столько бед, наконец рассеялись. Теперь молодым казалось, что всё плохое уже позади. Несколько дней пути, и горячо запылают для них костры у шатров братьев, жир будет течь на руки с кусков жаренного мяса, а чужие небеса дрогнут от родных северных песен.
«Покойники на дне, а живым и прогуляться пора» – беспечно сказал Первуша, бросив последний взгляд на оставшееся позади море.
Однако опытные воины знали: за каждой кряжистой бурой скалой и изумрудным кустом, сколь бы ни тешили они глаз, может скрываться враг. Враг, превосходящий числом, полный сил и готовый к бою.
Этот край, раскинувшийся от скалистых берегов Каспия до самого Понта, сотни лет был полем для множества кровавых битв. Могучие империи Запада и Востока сталкивались именно здесь. Белеющие вдали вершины гор ещё помнят блеск наконечников копий, что держали в руках закованные в латы парфянские всадники, а зелёные долины хранят в себе отзвуки тяжёлых шагов римских легионеров. Здесь, на стыке эллинского мира и дикой Скифии, иногда мечом, а иногда хитростью и набитым золотом кошельком византийские басилевсы стремились одолеть властителей Сасанидской Персии. Здесь высекали кресты из камня и поднимали к небу остроконечные купола церквей армянские христиане и принявшие новую веру вслед за ними обитатели Картли, Абхазии и Албании.
Эпоха сменяла эпоху, и вот уже и могучая держава иранских шахов канула в лету под ударами новых завоевателей – арабов. Мусульмане пришли, когда ослабленные непрерывной борьбой друг с другом персы и греки не смогли оказать им достойного сопротивления. Когда пали великие, армянам и другим народам, живущим у подножий Кавказского хребта, также пришлось покориться пришельцам. Многие тогда были убиты, многие взяты в плен, а прочих обложили данью.
Нет, жизнь осталась сносной, да и привыкнуть можно ко всему – это лишь вопрос времени и цены. В обмен на покорность мусульмане обещали защиту от внешних врагов и поддержание порядка внутри страны. Поначалу так оно и было, однако порядок этот на поверку оказался чужим. Налоги становились всё тяжелее, а наместники халифа всё бесцеремоннее. Христиане, от владетельного князя до последнего рудокопа, во всей полноте познали, какова она – участь проигравших. Во все годы арабского владычества восстания и освободительные движения, возглавляемые князьями знатных армянских родов, вспыхивали повсеместно. Обходились они дорого: халиф посылал войска, которые оставляли после себя разрушенные города, сожжённые деревни и пустые амбары.
