Помимо необходимых бытовых вещей и оружия тер-Андраник неизменно брал с собой потрёпанное Евангелие, каждый день стараясь читать хотя бы по странице, несмотря ни на какие лишения и тяготы походной жизни. Эта книга странствовала с ним с самого начала его пастырского пути; на ней не было отметок, кто её переписал, но тер-Андраник не раз поминал добром того человека и к книге относился с вящей бережностью… Так, убедившись, что вся эта нехитрая кладь собрана, он спустился вниз и вышел на улицу через низкую арку ворот дворца. Айк уже подал лошадей, все вещи легко разместились в паре седельных сумок, и священник со слугой отправились к главным городским конюшням, откуда должен был выступить отряд.
Когда они прибыли, на месте уже ожидали пятьдесят всадников, готовых к походу. Лица большинства покрывала бурная растительность, под плащами скрывались кольчуги или лёгкие стёганые доспехи. Кожа многих из них напоминала поле в пахотный период: шрамы, молчаливые свидетели былых битв, покрывали её так густо, как будто по ней с сохой прошёлся трудолюбивый крестьянин.
– Как всегда, больше похожи на свору волков, чем на царских воинов, – усмехнулся тер-Андраник и подмигнул Вараздату.
– Это ли не лучшая похвала для нашего дела? – ответил тот, гордо поглядывая на своих людей. – Да и уж воины из них получше, чем из тебя священник!
– Я бы усомнился в твоей полезности, если бы ты привел других.
– Особо отмечу, что они одинаково хорошо бьются и в конном, и в пешем строю.
Тер-Андраник ещё раз оглядел ряды, многих бойцов он неплохо знал лично, но попадались и такие, с кем ему ещё не доводилось ходить в дело – в основном молодежь. Коротко поприветствовав отряд, он изобразил руками пастырское благословление, воины преклонили головы, некоторые даже сняли шлемы; затем, повернув коней, они направились к городским воротам.
⠀
Сразу по выезде из города воины пустили лошадей в умеренный галоп, чтобы набрать скорость, пока не начало смеркаться. Этот день до полной темноты решили ехать вдоль берега Ахуряна, назавтра после короткого ночного отдыха предполагалось отыскать брод и перебраться на восточный берег реки. Солнце светило всадникам в спины, а затем его лучи срывались вниз – в тень скалистого обрыва, где на самом дне блестела полоска воды. Над ущельем парили орлы, глядя на них, тер-Андраник думал, до чего же прекрасен созданный Богом мир. В пути он всегда позволял себе отвлечься от насущных дел и предаться глубокому миросозерцанию. «Всё-таки с возрастом взгляд на природу меняется, – думал он, – молодым чувствуешь только красоту и манящую неизведанность, но чем старше становишься, тем сильнее ощущаешь во всём этом великолепии божественную тайну, тем сильнее эта красота тебя поражает, заставляет задуматься о собственной незначительности и величии окружающего мира». Видимо, в этом и есть дыхание приближающейся смерти – внутреннее чувство собственного умаления. В юношестве он нередко слышал от старших, что годы как будто отнимают у человека право на природу, и каждое прожитое лето словно шепчет на ухо: «Смотри, восхищайся, но не привыкай – всё это придётся оставить», тогда это казалось ему вздором выживших из ума стариков, теперь же он всё острее понимал их справедливость. Земное уходит, утекает быстрее бурлящего потока Ахуряна, и нельзя позволять столь непрочным вещам владеть твоим разумом. «Впрочем, – Андраник про себя улыбнулся, – я никогда такого и не позволял и, если уж быть откровенным, чаще впадал в противоположную крайность».
