– Баской мотосыкл, – говорили уважительно.
– Сто шестьдесят на дублере дали. Когда двое сидят и зад не прыгает, – внушал Андрей.
Девицы шушукались, хихикали, взглядами пестовали. Одна смелая поздоровалась. Спьяну Андрей еле признал – сестра далекая.
– А ты ничо, – комментировал, – подросла.
Девица на два года всего и младше была, шестнадцати лет.
– Ну, садись, прокачу.
Чайка строго взглядывал:
– Стоит ли?
– Не мохай, – важно ронял Андрей.
Чуть не упал, в бездорожье завез. Сестра и хихикать перестала, так коряво вез.
Через час Андрей распорядился – пылал вечер, кружились лица в хмельном хороводе, бился в груди колючий жар азарта – вязко, шатко направляясь к мотоциклу:
– Поедем, Витек, к братану, браги попьем.
– Брось, едем спать.
– Тут все мое, – кричал Андрей сквозь рев мотора. Чайка плотно прижался сзади.
Уехали недалеко. Вывернули на тракт, Румянцев и скорость большую набрать не успел, когда в дрожащем свете фонаря возникли, приближаясь резво, два робких силуэта. И рядом совсем, готовясь пронестись мимо, вдруг заколыхался один и прянул навстречу.
Случилось следующее. Дорога была узкой: одну сторону ремонтировали и здесь навалены были щедро груды щебня. По стороне где ехал Андрей, шли двое. Когда сравнялись, один обернулся и хорошо пошатнулся – так, что угодил прямо под мотоцикл.
Дальнейшее помнил урывками. Встает с кучи щебня. Чайка что-то делает с мотоциклом. Нудно, отвратительно мешает нечто в глазу. Андрей шарит рукой и находит небольшой, острый камешек, торчащий в брови. Убирает и шатко, испуганно спешит к мотоциклу.
– Мужики, вы же его убили, – весело бормочет какой-то парень, склонившись вместе с Чайкой к лежащему посреди дороги телу.
– Заткнись, – свирепо цедит Чайка, – сейчас проснется.
Андрей помогает поднять тело, отнести подальше, к воротам стоящей напротив избы. Из уха человека обильно падает кровь. Время скомканными, грязными кусками выплывает и исчезает в вязкой кромешной бездне. О чем-то разговаривает с вдруг образовавшимися откуда-то женщинами Чайка. А, вот:
– Как быть нам?
– Вы у Фроси? Да что алкашу сделается. Полежит, очухается. Если неладно, мы скорую позовем.
Андрей склоняется над безмятежным, невнятно хрипящим телом. Его отнимает Чайка.
– Едем, – коротко, нервно приказывает.
И пустота, хлесткая, горячая обливает мозг.
– Что это! – испуганно спрашивает тетка, показывая на разбитую бровь Андрея.
– С деревенскими подрались, – объясняет Чайка.
Утром Андрей проснулся, будто и не пил вчера. Первое, что увидел – внимательный, осторожный взгляд лежащего напротив Чайки. Страх искристой патокой пополз в оживающее тело.
– Надо сказать тетке, – тихо произнес друг.
Та испуганно заерзала руками и, судорожно переступая, качая громоздкое тело и причитая: «Ох, недаром душа с места сошла», – уторопилась к месту содеянного.
– Вроде тихо, – вынула, вернувшись вскоре.
Андрей устало откинулся на спинку стула, спросил:
– Надо чего сделать по дому?
– И не знаю. Буди, грядку в огороде вскопать.
– Давай лопаты.
– В сенках. – Помолчала. – Ох, сердцу неспокойно. Тожно пойду еще, сведаю.
Тетка пришла, лицо несла каменное, величавое.
– Увезли мужика ночью. На скорой. Изошел хрипом.
Навалилось.
– Едем в больницу, может надо чего, – кипел в отчаянии.
– Не вздумай, – пресек Чайка. – Домой бежим.
– Как же домой – может надо чего!
– Ладно, садись.
Когда увидел, что в больницу Чайка сворачивать не намерен, туже вжался в его спину.
