Прямо сейчас - страница 6

– Да я не про это, – попыталась уточнить Ксения, только теперь убирая телефон (она и забыла, что снимает на видео Ольгу и писателя). – Какого черта ты вообще?.. – Она с отвращением посмотрела на Кутыкина, который застыл, как ни странно, с просветленным и вполне удовлетворенным выражением лица. Если бы не обстоятельства, можно было бы даже подумать, что он присутствует на литературном вечере и собирается продекламировать публике какие‑нибудь величественные стихи из русской классики, например строки того же Тютчева.

– Ну и урод! – сказала Ксения и взяла Ольгу под руку. – Пошли отсюда быстро, а то меня сейчас тоже стошнит.

Данила окинул взглядом малолюдный зал. Никто не обратил на происшествие особого внимания. Видимо, никто, кроме Ольги, и не узнал в пьяном посетителе известного писателя. Данила последовал за быстро удаляющимися из ресторана девушками.

– Ничего‑ничего, – на ходу говорила Ксения начавшей всхлипывать Ольге. – Пойдем в тубзик, приведешь себя в порядок – и домой. Мало ли какие придурки попадаются, не переживай.

– Он не придурок, – сказала сквозь всхлипы Ольга. – Он мне рассказал, как ему мало платят за романы. И у него фамилия похожа на кутенка – Кутыкин. Мне его жалко.

– Его фамилия должна быть не Кутыкин, а Блевин.

– Нет, он – хороший, – хлюпая носом, бормотала Ольга.

– То, что он уже хороший, было видно за километр. Блин, ну надо ж, писатель, а блюет! – Ксения усмехнулась с видом превосходства.

Данила тоже заулыбался и отметил про себя, что и у него возникло это чувство именно не презрения к неприлично ведущему себя посетителю ресторана, а превосходства над знаменитостью: будто бы то, что известный писатель может выпить лишнего и блевануть, как обычный человек, добавляло ему, Даниле, значимости, делало его практически равным писателю.

Увидев ухмылку Ксении, Ольга остановилась, внезапно перестала всхлипывать и сказала:

– Ты, наверно, когда в детстве поняла в первый раз, что твои родители не боги, а всего лишь люди, тоже сильно обрадовалась.

Ксения, конечно, не ожидала подобной перемены настроения и смутилась под серьезным взглядом Ольги, а та в этот момент скосила глаза на Данилу, который по инерции продолжал улыбаться той же самой гаденькой улыбочкой. Данила поспешил выпрямить губы и придать лицу нейтральное выражение, а в голове его мелькнула догадка, что эти его суетливые потуги выглядят, скорее всего, еще более жалко, чем сама ухмылка. Но никаких укоров от Ольги далее не последовало – ни в его адрес, ни Ксении. Ольга сказала: «Ладно», подразумевая, что это мелочь, не стоящая внимания. Все эти обмены взглядами произошли очень быстро, в считаные секунды, и тут же Ольга вспомнила, что на ней брызги блевотины, посмотрела на себя, и вновь лицо ее стало расстроенным, и они с Ксенией скрылись за дверью туалета.

Данила, однако, не так быстро забыл фразу Ольги насчет родителей, которые перестали казаться богами. Он вспомнил, что произошло в последние несколько мгновений, все эти их взгляды, и то, как Ольга одернула их с Ксенией, и ее «Ладно» – словно пылинку с плеча сдунула и забыла; и у него мелькнула мысль, что Ольга могла бы стать ему другом. А Ксения – неизвестно.

Действительно, мысленно задался он вопросом, кем может быть для него Ксения? Собственно, вопрос он в таком вот виде не формулировал – это все были не мысли, а некие всполохи полумыслей‑получувств. И первое, что мелькнуло в голове в ответ на собственный вопрос, что Ксения – незаслуженный приз. С подобной девушкой невозможно встречаться, быть на равных, надеяться на любовь с ее стороны. То, что она общается с ним сегодня, – редкостная удача, не более. Ксения может быть только случайной любовной добычей, трофеем. Если ему еще обломится, конечно.