Тихо плещется вода…
Голуба-ая Ленка!
«Голубая Ленка» песню не поддержала.
Замедлились у Кедровой стоянки, которая являет собой целую совокупность стоянок между Маашейским озером и большим ручьём – речушкой? – не хочу врать, но, может быть, это Карасу? (с надеждой в голосе). Там нам попались большие группы гораздо более бывалых, чем нежели мы. И поведали, что мы движемся в правильном, более того – единственно возможном направлении. И что скоро всё будет, в том числе искомый Нижнешавлинский перевал, с которого «если повезёт, сможете спуститься и без верёвок».
– Хм, ну это… Ну, нам-то чё, верёвок у нас ажно две!
За речушкой мы ещё сильнее замедлились, и скоро совсем остановились на обед из горячего чая. А это НАДА, т.к. ветер поднялся что-то не к добру. От чая, костра и окружающей вопиющей природы всем, в общем, приятно и хорошо. Ленка, допустим, в какой-то момент краснеет от костра. Может, такое и в другой раз случалось, но сейчас это не принципиально. Илюха заметил, что Ленка теперь не Голубая – а Красная! Эту идею он сразу же и преподнес присутствующим. Обнародовал, всем на радость. Это же натуральный левел-ап!
Как известно, красные драконы в «Heroes of Might and Magic II» являются улучшенными зелёными и, в свою очередь, сами улучшаются до чёрных… Я напомнил об этом важном факте тем, кто не знал. Но предложенный окончательный апгрейд Ленки до Чёрной был и ею, и Таней проигнорирован. Женская солидарность, или как-то так…
Ладно, тогда я пошел фотографить Маашей.
Какая сила чувствуется в этой реке! Сколько в ней энергии, сколько бесчинства и могущества! Чистота, холод и мощь. Белая пена разлетается от ударов о полутонные вековые валуны. Они недовольно гудят, но вода, не обращая на это внимания, устремляется дальше. Новые, новые валы… груды воды, плиты воды, толщи. Вода как воплощение чистоты и жизни.
Я влюбился в Маашей.
Дальше мы пошли прямо по реке, по извилистому руслу, размытому весенним половодьем и высохшему до следующего разлива. Такой своеобразный островной-полуостровной песчано-галечный пляж, во многих местах заросший непролазными дебрями. Пробираясь через них, играли в белок: грызли орешки, изюм, курагу и семечки. Всё, что грызётся. Запивали речной водой из стынущих ладошек. Морось и холодная водица против тщедушного городского тела: в конце конца, к вечеру у меня заболело горлышко. Таня дала мне «Звёздочку», которую Димьян на дух не переносит, но ему пришлось потерпеть. Я мазался каждую ночь, благоухая на всю палатку. Эх, плохо мы ещё приспособлены для гор!
Бывая в диких уголках нашей родины, я с удивлением обнаруживал, что в туристический сезон для них характерно наличие своеобразного интернационала. На Байкале мне встречались люди со всех концов света: от студентов-словаков, путешествующих по России автостопом (!) до семьи канадцев, которую мы застали на верхушке очень крутой горы за интересным занятием… мама кормила грудью годовалого младенца! Потом папа надел на спину основной рюкзак, а рюкзачок с малышом повесил на себя спереди – и они продолжили путь… Поразительно расслабленные люди: в чужой стране, в диких местах, с малышом – на горе, куда иные едва поднимаются! Вот что значит – люди другого менталитета, у них отсутствуют клетки и решётки в голове…
Северо-Чуйский хребет также оказался богат на иностранцев. В верховьях Маашея нам попались двое парнишек в чёрном, по говору мы «округлили» их до чехов. Уж больно смешно они коверкали русские слова. В определённый момент мы достигли некоего неопределённой национальности мужика, сообщившего, что дальше на морене леса нет, и последние дрова находятся здесь: да, верно, в виде вот этих корявых низкорослых деревец! С данного места, покрытого грудами ссыпавшихся с морены валунов и чахлой полуживой растительностью, уже хорошо просматривался белый язычок ледника.
