Несколько секунд они глядели друг на друга, тяжело дыша. За железными решетками окна раздался крик осла; мужчины кричали что-то на чужом языке.
– Ах, Роза. – Тори обняла подругу, погладила ее по голове. – Извини меня. Я все понимаю. Знаешь, просто я красовалась перед Фрэнком, ведь бывает же у других людей интересная жизнь, вот и мне тоже захотелось.
– Тори, у тебя будет интересная жизнь! Я уверена в этом.
– Да. – Тори вскинула голову. – Будет. – Ее голос эхом отскочил от узорчатого кафеля.
– Мы снова друзья?
– Да. – Тори обняла ее. – Друзья. Вообще-то, если ты не против, я буду с тобой рядом и в медовый месяц. Ну что, вернемся к остальным?
– Да, – согласилась Роза. – Прости, если я вела себя как идиотка, но твои слова показались мне такими странными.
Они вернулись к столу. Найджел сидел в одиночестве и читал книгу об арабской поэзии. Фрэнк и Вива исчезли.
– Где все? – спросила Тори.
– Ушли, – ответил он. – Пока вас не было, пришел парень с «Императрицы» и сказал Виве, чтобы она как можно скорее вернулась на пароход. Там что-то случилось.
– Где Фрэнк?
– Он отправился с ней.
– А как же мы? – спросила Тори.
– Он заказал машину, чтобы нас отвезли в Порт-Саид.
– Как разумно. – Тори почувствовала, что ее сердце снова окаменело. – Он все продумал.
– Сунита! – крикнул Джек Чендлер через дверь. Он стоял на ее маленькой веранде, где в глиняных горшках цвели бугенвиллеи и герани. Вокруг каждого горшка виднелся влажный круг – это она недавно поливала цветы. Он прижался лбом к двери. Сунита, Сунита, прости.
За дверью послышалось тихое звяканье ее браслетов – это она шла к нему.
– Джек. – Она простодушно улыбалась ему. Она никогда не таила обиду. Пожалуй, это больше всего восхищало его в ней. На ней было его любимое сари: бледно-зеленое, а по низу слегка лиловатое, напоминавшее ему сладкий горошек в саду его матери в Дорсете.
Соединив перед собой ладони, она сделала намасте[21].
– Мой сладкий горошек, – сказал он по-английски.
– Сладкий горошек? – Она не поняла его слов.
– Прекрасный цветок.
Он последовал за ней и шлейфом ароматов розового масла в непримечательную комнату, где навсегда изменилась его жизнь. Там было их ложе любви, низкий диван с белой простыней и москитной сеткой, а рядом маленький медный столик с нарядной лампой. Возле дивана она уже поставила бутылку бренди, купленную им в клубе, его любимые сигары «Черута» и кувшин с водой.
Она нагнулась, чтобы наполнить его бокал, и ее волосы заструились вниз шелковой волной.
– Ты выглядишь усталым, – сказала она. – Ты голоден? Я недавно ходила на рынок и купила два прекрасных манго альфонсо.
Сунита была знаток манго.
– Нет, я просто выпью, – ответил он, слишком нервничая, чтобы есть. – Спасибо, Сунита.
Глядя, как ее пальчики очищали кожицу с плода, он с ужасом понял, что скоро потеряет: ее деликатное присутствие, ее нежные губы, ее гордый нрав. Она была из раджпутов, воинов, и за ее нежностью скрывался сильный характер.
– Сунита, я… – Он взял ее руку, повернул ладонью кверху и провел пальцем по розовым подушечкам. Она закрыла глаза и пригладила волосы.
– Когда ты выпьешь бренди, у тебя будет много времени на разговоры.
Пока он пил, за окном наступила ночь, внезапно, как всегда в Индии, словно на сцене опустился огненный занавес. Было светло, и вдруг сразу темнота.
Они прожили вместе три года. С ним ее познакомил офицер, возвращавшийся домой в Англию. И он сказал, что она очень достойная женщина, не уличная девка, а прямая преемница
