Клешня валочной машины прошла совсем близко. Ленька увидел впереди знакомые спины деревенских и придурковатый плакат: «Вас самих вырубить мало». Булат под Сергеичем затанцевал, и это сейчас же передалось всей смене. Закозлил Бабай под Лысым, Ролик встал на свечку, Пирс под Иркины вопли шарахнулся в кусты. Гриша напрягся и сильнее прижал уши. Ленька подобрал повод, прошипел коню: «Только дернись» – и вжался в седло. Он не видел, что делают сзади остальные, но догадывался по воплям и топоту. Все-таки табун есть табун: если один начал беситься, то это заразно. Сергеич обернулся: все в седле, и невозмутимо свернул на тропинку в сторону конюшни.
– Давно пора! – процедила Ирка, выбираясь из кустов. Пирс под ней жевал веточку. При каждом движении веточка хлестала по глазу, и конь подмигивал совершенно по-хулигански. – За каким его понесло на технику?! Массой задавить решил?
– Да племяха у него там. – Лысый придержал коня, пропуская Ирку. – Юлька, помнишь ее? В конюшню иногда заходит. Шестой класс, а все туда же: с транспарантом под танки. Вот Сергеич и переживает. Чего им неймется?
– Живут они здесь. – Ленька подумал, что не он один видит в тракторе вражескую танкетку. Лысый вон, хоть и не разделяет протестных настроений, а тоже заметил.
– Ну и что? Ну снесут их лес, ну деревню – туда же. Им же нормальные квартиры должны дать, в городе. С Интернетом и туалетом. Вот чудаки-люди!
Ленька фыркнул, а Ирка озвучила:
– Поверь, Лысенький, не в туалете счастье!
– Да ну! А я все думаю, где, блин, оно! Оказывается, не там искал, ты мне глаза открыла!
– Обращайся, если что...
Техника осталась позади. Шум еще доносился до ребят, но когда он уже удаляется, как-то легче. Гриша потянулся к малиннику, и Ленька беспечно приспустил повод: чего его держать-то, когда все спокойно? Но это он поспешил. Даже не видел, что такое произошло: то ли вражеская танкетка взвизгнула от натуги, то ли скрипнула клешней валочная машина, а может, Ирка взяла высокую ноту, споря с Лысым о туалетах и счастье. Но Гриша (козел он, а не конь) прижал уши, шарахнулся в кусты и понес по бездорожью, потрясая свободным поводом.
Ленька вцепился в луку, встал на стременах, как жокей, зажмурился, спасаясь от веток, хлеставших по лицу. Свободными пальцами он пытался нащупать повод, но только выдирал волосы из гривы. Смена и вальщики оставались все дальше. Леньку трясло по пенькам и ухабам. Вот ведь Гриша удружил, хрупкое животное, весом в полтонны! Сергеич перед каждой поездкой в лес рассказывает, как важно беречь лошадь на бездорожье, чтобы не споткнулась о корешок, не переломала ноги. А этот козел несется только так, по корешкам, пенькам и ямкам. Тоже мне, чистокровный араб! Да на таких арабах в деревне дрова возят!
Лес не кончался. По Ленькиным прикидкам, лошадь несла в сторону конюшни, и уже давно пора было бы принести, сделать километровый круг почета, пробежаться по коридору туда-сюда и встать в денник. Это по расстоянию. А по времени – Ленька не сомневался, что Сергеич уже заметил его отсутствие, определил направление и сейчас плетется где-то сзади. Догонит – прочтет лекцию: «Как важно крепко держать повод, находясь рядом с валочной техникой». А лес все не кончался. Похоже, Гриша забирал чуть в сторону, вот они и носились кругами.
Ленька, наконец, ухватил повод, подобрал, потянул. Конь, глотнувший свободы, встал резко, да и пропустил седока вперед. Ленька перелетел через голову и приземлился на острый корешок. Рядом брякнула железка: ключи? Телефон? Вроде, не брал с собой ни того, ни другого. Залез в карманы – пусто, все сухарики слопал этот козел. А ну как они заблудились? Будут блуждать тут несколько дней, пока не выберутся к своим. Гриша-то и травки поест, а вот Ленька от голода окочурится.
