— А чего тогда здесь делаешь одна в такой час? Не боишься, что кто-нибудь «снимет»? — хмыкнул он. — Давай подвезу тебя. Куда тебе нужно?
Девушка не сдвинулась с места, продолжая испуганно смотреть на него, и, видимо, пытаясь решить, стоит ли ему верить.
— Эй, ты меня слышишь? Я лишь хочу тебе помочь, — перегнувшись через сидение, он открыл пассажирскую дверь.
Еще немного поколебавшись, девчонка все-таки направилась к машине и заглянула в салон, чтобы убедиться, что он один.
— Куда тебя отвезти? — поинтересовался Саша, когда она устроилась на сидении рядом с ним.
Кажется, вопрос поставил девушку в тупик. Она медленно пригладила разметавшиеся в беспорядке по плечам длинные волосы и неуверенно пожала плечами.
— Я… я не знаю...
— Что значит «не знаю»? — недоуменно переспросил Воронов. Может, это он тупит после двух суток, проведенных на работе из-за полного завала в делах? Несколько часов сна на диване в оперской особого отдыха не принесли, и от чувства усталости не спасал даже крепкий кофе. — Где ты живешь?
— Я... не могу сейчас туда вернуться, — с трудом выговорила девушка. Лицо ее окаменело, превратилось в безжизненную, безразличную маску. Она словно вспомнила что-то неприятное, болезненное и, не давая воспоминаниям прорваться наружу потоком слез, замкнулась в себе. Лишь прикрыла дрожащие веки и обессиленно откинулась на сидение.
— Может, все-таки расскажешь, что с тобой произошло? — серьезно предложил Саша, не спуская с нее внимательного взгляда.
— Ничего, — отворачиваясь к окну, тихо ответила она, а потом еще тише, так что он едва расслышал, пробормотала: — Просто... мне нельзя сейчас домой...
— Ладно... Поехали ко мне, — пожал плечами Воронов и вздрогнул от неожиданности, когда она резко к нему развернулась. Заметив промелькнувший в ее глазах страх, он добавил успокаивающим тоном: — Ну не оставлять же тебя здесь. Нарвешься еще на неприятности. Побудешь до утра у меня, а там дальше решишь, куда тебе нужно, — и, желая совсем уж расположить ее к себе, спросил, дружелюбно посмеиваясь: — Тебя как зовут-то?
— Саша, — помолчав, ответила она и, смерив его взглядом, в котором снова появился туман, опять отвернулась к окну.
— Тезка, значит, — усмехнулся Воронов, заводя двигатель и трогаясь с места.
Он принял решение больше не трогать девчонку. Понятно же, что человеку плохо, и в машину к нему она села от безысходности, а не для того, чтобы болтать. Она была рядом с ним и в то же время где-то далеко. Так что пусть переживет свое горе в тишине и одиночестве, и если захочет, расскажет все сама.
Как и предполагал Саша, его ночная попутчица больше не проронила ни слова. Лишь укладываясь в кровать, которую он галантно ей уступил, едва слышно выдавила из себя: «Спасибо», явно избегая встречаться с ним взглядом.
Он и не настаивал. С его работой беспечно разбрасываться временем, урванным для сна, было кощунственно. Шведов, начальник Хорошевских оперов, в любое время суток мог озадачить «леваком», отказываться от которого было нежелательно. Во-первых, майор никогда и не спрашивал «можешь или нет», а во-вторых, потом могло больше ничего и не подвернуться, что обязательно бы сказалось на толщине кошелька и ощутимо ограничило финансовые возможности. Поэтому, устроив гостью на ночлег, Воронов и сам отправился на боковую.
И как в воду глядел — не успел начаться официальный рабочий день, как из отдела последовал звонок. Шеф срочно вызывает. Предвкушая хороший приработок, Саша скинул с себя остатки сна и, удостоверившись, что девчонка мирно и крепко спит, бесшумно покинул квартиру, на всякий случай оставив ей номер своего мобильника.
