Псевдоним(б). В поисках Шекспира - страница 13

А через двадцать минут Александр разглядывал еще пахнущую клеем британскую годовую многократную бизнес-визу. Оплатила визу, так же как и срочность ее получения, принимающая сторона.

Вопреки всем предварительным расчетам, Александр провел в посольстве не более получаса. Он вышел на улицу и задумчиво пошел к машине. Старенькая «тойота» нехотя завелась – на улице был не май месяц. Александр съехал на Смоленскую набережную и повернул направо. Надо все-таки до тещиного дома доехать – с Танькой поговорить. В воскресенье он к ним так и не выбрался – закопался в книгах, засиделся до ночи. Татьяна тоже не позвонила. Может, Светлана Никодимовна ей не передала, что он к ним собирался? Он решил поехать после того, как сдаст документы на визу. Неожиданно раздался звонок. Он не сразу нащупал мобильник в кармане дубленки, подаренной родителями еще на его тридцатипятилетие.

– Да?

– ¡Hola!

– Мигель? Ты?

– Si, señor.

Александр тоже перешел на испанский:

– Ты где, в Лондоне? Куда ты пропал? Почему не отвечал на звонки? Ты что ж уехал, не простившись? Я волновался…

– Александр, я тебя предупреждал, заканчивай свои исследования. Они не доведут до добра, я знаю.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю тебя! Меня пригласили на конференцию по шекспировскому вопросу в Оксфорд. Через тринадцать дней я буду в Лондоне. Я тебе позвоню, хорошо?

Мигель вдруг перешел на английский:

– Позволь собственному благоразумию стать твоим наставником: согласуй действия со словами и слова с действиями.

Благоразумной ту жизнь, какой стал жить юный Шакспер после встречи с Анной, назвать можно было только с большой натяжкой. Он покидал занятия под самыми различными предлогами: плохое самочувствие, надо отцу помочь в лавке, срочно выполнить какое-то поручение… Да мало ли можно найти предлогов в пятнадцатилетнем возрасте, чтобы слинять с занятий. Педагоги давно поставили на нем крест: дремал ли он на своей последней парте или эта парта пустовала, большой разницы не было. И учителя и горе-ученик находили в этом одни плюсы.

Уилл же мчался сломя голову к повозке, в которой ждала его возлюбленная Анна. Только так он ее теперь и называл: «Анна, возлюбленная моя». Однако возлюбленная отчего-то сделалась с ним холодна и строга и позволяла Уиллу лишь целовать себя, да и то в основном целомудренно – в ручку или щечку. Уилл же, один раз познав восторги плотской любви, не понимал, отчего Анна с ним так поступает.

– Вот возьмешь меня замуж – тогда пожалуйста. Я должна быть осторожна – в страхе все спасение. А то знаем мы вас, таких прытких. Твой крови бунт – лишь юности мгновение. И останусь я одна, а то еще и с ребенком…

– Выходи за меня, правда, выходи!

– Кто ж меня отдаст за малолетку? Подрасти сперва, стань взрослым.

И Уилл изо всех сил взрослел, довольствуясь теперь исключительно духовным общением со своей возлюбленной и лишь во сне возвращаясь к их первой встрече…

К собственному удивлению, юный Шакспер заметил в себе странную перемену. Он неожиданно полюбил занятия древнегреческим: его больше не мутило от непонятных мелодичных звуков и затягивающих ритмов, и Уилл даже находил в них наслаждение. Теперь он перестал убегать из класса, когда учитель декламировал античные гекзаметры, и как-то особенно полюбил их, хотя знаний от этой любви прибавлялось до обидного мало.

Еще одним грешным делом, с которым Шакспера познакомила Анна, стал театр. В эти годы в Стратфорд зачастили труппы столичных артистов. И не удивительно: куда бы ни отправлялись они на гастроли из Лондона – на север ли страны, на юг ли, – городок на Эйвоне, расположенный в самом центре Англии, почти всегда лежал на их пути. Тут им была и передышка в дальней дороге, и дополнительный заработок, да и сборы иногда были немалыми, что тоже вдохновляло. Так что, можно сказать, в Стратфорде как бы проходили гастрольные премьеры, а первый спектакль – он же всегда лучший! Ну, по крайней мере, он всегда лучше второго – это незыблемый закон театральной практики. Получалось, что жителям Стратфорда, как ни крути, доводилось попадать на далеко не худшие спектакли.