Говоря о собственно научном подходе, надо отметить, что история изучения образных явлений во внутреннем мире человека представляет собой чередование подъемов и спадов интереса к ним. Интерес к образам возник в XIX в. (Пуркинье, Фехтнер, Гальтон, Вундт). На рубеже XIX–XX столетий образам, «возвращенным интроспекцией», уделяется повышенное внимание. Они прочно входят, например, в различные психоаналитические направления. Но затем бихевиоризм, учение об условных рефлексах, влияние кибернетики вновь привели к падению интереса к образной сфере человека. Новая волна внимания была вызвана, прежде всего, возрождением интереса к сфере субъективного, а также так называемой «революцией сознания». В начале 1960-х годов образы не просто «возвращаются из изгнания», но и становятся модным объектом исследований. Возрастает количество публикаций (в 50-е годы вышла одна фундаментальная работа [421], в 1970–1980-е годы – лавина книг и статей), и симпозиумов. Образная проблематика вошла в психотерапевтическую практику.
В отечественной психологии второй половины XX в. вторичные образы, помимо общей психологии (Б.Г. Ананьев, Л.М. Веккер, А.Н. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, С.Л. Рубинштейн, Ф.Н. Шемякин и др.), изучаются в контексте педагогической и возрастной психологии (см., например, работы Е.Н. Кабановой-Меллер, И.С. Якиманской и др. [181; 182]), инженерной психологии и психологии труда [138; 139; 198а].
Вместе с тем и сегодня можно говорить о противоречии между актуальностью изучения вторичных образов и состоянием освоения проблемы. Несмотря на растущее внимание к образной проблематике самых разных областей психологии и смежных наук, приходится констатировать отставание в изучении образной сферы человека по сравнению с другими психическими процессами.2 Современное научное знание природы и функционирования вторичных образов характеризуется терминологической неоднозначностью, неполнотой, «размытостью»3. Это, в частности, подтверждается обилием концептуальных парадигм и подходов. Вторичные образы получали самое различное свое толкование: они были и «теоретическим объяснительным принципом» (когнитивизм), и «эпифеноменальными конструк циями сознания» (интроспекционизм), их даже вообще не признавали в качестве психической реальности (бихевиоризм). Конкретные знания о том или ином классе вторичных образов обособлены, аспекты анализа слабо соотнесены. Можно, например, отметить существование многочисленных «малых теорий» вторичных образов [407, ch. 2], остающихся, малосопоставимыми друг с другом, схематичными, слабо адекватными описанию реальных переживаний и поведения человека4.
Достаточно взять, в частности, проблему дефиниций образных явлений: происходит невольное перенесение значений терминов, путаница соподчиненности понятий, проекция исследователями собственного интуитивного понимания. Неоднозначность определений хорошо видна на примере термина «представление», под которым, с одной стороны, понимаются вторичные чувственные образы предметов, событий, ситуаций вне сенсорного воздействия соответствующего стимула, однако при наличии его действия в прошлом [6; 56; 197]. Не случайно в учебниках психологии рассмотрение «представлений» обычно включено в раздел «Память». С другой стороны, данный термин используется как более общее понятие для обозначения конкретного уровня психического отражения
