По правую руку раздалось недовольное ворчание:
– На кой, княже, пригласил эту ораву? Все окрестные князья с малыми дружинами примчались. Того гляди, меж собой станут задираться.
Яромир покосился на Ратьгоя, и его губы невольно растянулись в улыбке. Суровый воевода среди роскоши палаты смотрелся как ворона в парче: зыркал исподлобья на пирующих, двигал кадыком туда-сюда, но к еде не притрагивался, а на виночерпия, сунувшегося с серебряной чаркой меда, так рыкнул, что бедняга едва не расплескал напиток.
– Чего моими гостями недоволен? – поинтересовался князь.
Ратьгой скривился, отвел взгляд.
– Не понимаю, на кой ляд потчевать лучшим? Кладовые разорил, выставив золотую и серебряную посуду. Да после каждого пира половины недосчитаемся.
Раздраженный голос воеводы резал слух. Князь поморщился, и брови его двинулись к переносице.
– Не твоя печаль, – ответил он резко. – Ешь давай, а не хочешь хмельного, выпей квасу.
Яромир дал знак кравчему, и тот с опаской протянул воеводе серебряный ковшик, украшенный искусной резьбой. Воевода нехотя принял, губами припал к краю и одним духом опростал содержимое.
– Да как не моя забота? – продолжил воевода менее сердито. – Казна полниться должна, а ты одному князю Бериславу подарил четыре золотые цепи, пояса сердоликовые, блюдо с жемчугом, золотой складень и серебряное чело. А сколько еще тут охочих на дорогие подарки? Этак в новый поход скоро пойдем, а кого на этот раз воевать? Со всеми в мире.
Яромир с нежностью посмотрел на взъерошенного воеводу, который водил походы еще до его рождения, а потом учил мальчишку держать меч. За напускной грубостью воина пряталось смущение: непривычно в роскошных палатах, жизнь провел в поле, с мечом в руке, красным словам не обучен.
Потому сторонятся седовласого воина бояре, знают, что высокое положение не спасет, коли Ратьгой осерчает. Да и князю достается – любит воевода резать правду-матку в глаза и при честном народе, скажет такое и скалится, а самому хоть под землю провалиться. Но что делать, если у преданных и честных людей такой недостаток. Мудрому следует держать при себе таких, а не сладкоустов.
Воевода смутился под теплым взглядом князя.
– Что уставился, аль не правду говорю?
– Правду, правду, дядька, – согласился Яромир. – Только ты привык мечом сражаться, в государственных делах не смыслишь. А слово, да за таким столом, может куда больше войска.
Ратьгой хмыкнул, раздраженно дернул плечом и презрительно хлестнул гуляк взглядом:
– Со стороны кажется, что откупаешься.
Князь склонился к уху, поросшему седыми кольцами волос:
– Почти угадал.
Ратьгой недоуменно уставился на загадочную улыбку князя. Лицо воина налилось дурной кровью.
– И не стыдно откупаться?! – возопил он громким шепотом. Яромир досадливо дернулся, поспешно оглядел гуляк – не услышал кто? – Откупимся мечами, – продолжал горячиться воевода. – На кой ляд отослал Стрыя, он бы один справился?
– Тише, старый пень! – зашипел князь.
Один из прибывших князей, глядя на Яромира, крикнул здравицу. Князь, растянув губы в улыбке, кликнул кравчего. Виночерпий выслушал, подозвал нарочного. Гостю подали чашу с хмельным медом.
– Годун-ста, князь жалует тебя чашей, – шепнул нарочный.
Князь Годун встал. Серебряная чаша исчезла в ладонях, приложенных к губам; кадык под паутиной бороды несколько раз дернулся. Годун довольно крякнул. Яромир принял его поклон. Нарочный вернулся к княжьему столу и шепнул ненужные речи:
