– Тишина – опасна.
– Наверное. Я не привыкла бояться.
– Ничего?
– Ничего. Ты, кажется, завидуешь?
– Может быть. Чуть-чуть.
– Я всегда думала, что ты очень сильный.
– Я и есть сильный.
Они говорили шёпотом и медленно. В долгих паузах они слышали тишину мёртвого леса и редко – слабый треск костра (здесь надо дать ночной пейзаж. Очень лаконично, но выразительно. И атмосферу: всё тихо, но напряжённо).
– Агни, ты любила когда-нибудь?
– Да, ещё девчонкой.
– И что же?
– Ничего. Потом выросла.
– И больше уже не любила?
– Ну я ведь сказала.
– Холодная нынче ночь.
– Мне кажется, должен пойти дождь.
– Дождей давно не было. Ты хочешь?
– Да.
И спустя час зашумел дождь.
– Ты очень нежный, Йердна.
– Спасибо. Мне давно так не говорили.
– Это правда.
– Я знаю. Хочешь, скажу, как зовёт меня мать?
– Скажи.
– Кролик.
– Как хорошо.
– Можешь тоже звать меня так.
– Лучше я не буду.
– Как хочешь.
– Ты сердишься?
– Я никогда не сержусь.
– Почему?
– Я человек действия. Любимым я всё прощаю, всем другим – мщу.
– А мне?
– Вот и дождь кончился.
(ПЕРЕРЫВ КИНОСЦЕНАРИЯ)
Город Нинилак от моря уходил по склонам вверх и там терялся в холмах. Сложен он был из белого камня, покрыт рыжей черепицей и увит виноградными лозами, густыми и плодоносными. От этого, как помнил Ясав, воздух в Нинилаке был томительно сладок. Улицы громоздились одна над другой, отделённые каменными террасами, которые, как ступени, уводили выше и выше, туда, где сейчас в сплетении сухих кустарников притаились Ясав и двое стражников. В ранний час ясного дня, обещавшего стать ослепительно солнечным, они наблюдали мятежный Нинилак, таивший ещё не понятную до конца угрозу.
Йердна всё же решил идти на Нинилак: открыто не повиноваться Бабушке было ещё рано. Однако он прикинул, что войска, – если они и вправду были отправлены, – должны прийти в город дня через три-четыре, а Комиссии было туда лишь два дня пути. Поэтому всячески затягивал поход: устраивал частые и долгие привалы, без нужды то и дело посылал стражников на разведку, заставляя всех ждать их возвращения, а в 20-ти фиакрах от Нинилака и вовсе приказал сойти с дороги в холмы и там дождался наступления темноты. Ночью Комиссия приблизилась к Нинилаку на расстояние двух фиакров, и в потайном месте, не разжигая огней, заночевала. На рассвете Ясав и двое стражников были посланы в разведку.
Город казался вымершим. Ясав видел его года три назад, и сейчас был неприятно удивлён его видом. Ни единого листочка не виделось на лозах, всегда густым навесом скрывавших строения, ни одна птица не подавала голоса, и даже свиньи, обычно десятками бродившие по улицам, исчезли. Город стоял, сверкая обнажённым камнем, и лишь далёкий шум прибоя нарушал безмолвие.
– Будем ждать, – шепнул Ясав спутникам. – В город ходить опасно.
Так они и сидели, наблюдая, как поднимается солнце. И когда оно приблизилось к зениту, Ясав понял, что дело неладно: ни одна живая душа не показалась на улицах, добрый десяток которых отлично просматривался с холма.
– Пойдём, – сказал Ясав, набравшись духу, и поднялся во весь рост.
Тропа с холма вывела их на задворки захудалого домишки. Его двери были открыты, но Ясав не решился зайти внутрь. С пиками наизготовку, с длинными резаками в руках трое вышли в переулок, зажатый меж двух каменных стен высотой в человеческий рост. Они прошли до угла, и Ясав медленно заглянул за него – на широкую улицу, шедшую к морю. Было тихо и пусто. Под порывом ветра где-то хлопнула рама открытого окна – и снова стало тихо.
