Птицеферма - страница 13



Почти ползком добираюсь до нужного места. Вот она, дыра насквозь. Приложить кусок и прибить – задача, с которой справится и ребенок. Ровно и красиво мне не надо, главное – крепко.

Однако изначальный прогноз всегда излишне оптимистичен, и моя возня затягивается не меньше чем на полчаса. Или это субъективно и на самом деле прошло не так много времени? Ветер воет, дождь усиливается. Я уже мокрая насквозь.

В какой-то момент молоток таки вырывается из скользких от воды пальцев и летит вниз. Пытаюсь поймать, даже, кажется, успеваю коснуться его рукояти, но тут поскальзываюсь сама.

Короткий полет и удар.

Темнота.

Глава 4

Короткий полет и удар, выбивший воздух из легких.

Вспышка боли, на мгновение парализовавшая все тело, слезы из глаз.

Потом – темнота. Но не спасительная, приносящая забытье – другая.

Нет, это не темнота, это черный фон.


…Эй, Янтарная…

Прием…


Буквы. Белые на черном. Вспыхивают красным, а затем ложатся ровными белыми строками – печатный текст.


…Предупреждаю, я сейчас запаникую и начну тебе звонить…

Я нервный, ты в курсе…


Звонить? На Птицеферме нет техники, нельзя никому звонить…

На все том же черном фоне мигает курсор и выходит системная надпись: «Собеседник печатает Вам сообщение».

Звонок, сообщение… Нет, это не здесь, не отсюда. Но как же сложно понять и вспомнить – откуда, когда.


…Янтарная, считаю до пяти, а если ты не отвечаешь, то звоню и бужу твою соседку…


«Собеседник печатает Вам сообщение», «Собеседник… печатает…»


…Пя-а-а-а-а-а-ать…

Четыре…

Три…


Не понимаю. Хочу понять.

Все мое сознание тянется, рвется к невидимому счетоводу. Тяжело и больно, словно продираешься через кисель, с кандалами на ногах и в железном обруче, сдавившем голову. Каждый шаг – боль. Впереди – ничто, лишь черный экран.


…Ты сдурел? Я попить отходила.

О, жива!

Балбес…


Балбес… На это слово что-то отзывается внутри. Из зоны солнечного сплетения поднимается волна непонятных мне, но очень сильных чувств. Нет, не волна – лавина. И я понимаю: «балбес» не ругательство и не оскорбление. В этом слове – нежность, улыбка и запах хвои.

Почему хвои?!

Напрягаюсь, пытаюсь пробиться через заслон из черного киселя. И тут же получаю отдачу: вспышка боли оглушительная, дезориентирующая, разрывающая голову надвое.

Черный экран идет трещинами, из которых льется ослепляющий свет, бьет по глазам. Кусочки «мозаики» расходятся, расплываются, на миг повисают в воздухе – и осыпаются с шелестом, будто кто-то швырнул на пол кипу бумаг.


…Моя ладонь в чьей-то руке. Рука мужская, пальцы длинные, тонкие, но все равно крупнее моих. Аккуратные, коротко стриженные ногти. Свежий ожог на безымянном пальце и мизинце с внутренней стороны ладони.

Нет, это не Он держит меня за руку, а я Его. Верчу пораненную кисть, рассматриваю.

– Я всегда говорила, что ты балбес, – произношу со вздохом. Не слышу свой голос, но точно знаю, что это говорю я. Слова просто появляются в голове – как мысли. – А если бы руку оторвало?

– Брось, Янтарная. Всего лишь ожог…

А это не моя, чужая реплика. В ней – тепло и беззлобная насмешка. Однако сжимаю губы в прямую линию – злюсь?

– …Не делай такое лицо, я живее всех живых.

Не злюсь – испугалась.

– Попробовал бы умереть, – фыркаю, пряча истинные чувства. Чего-то боюсь.

– Я же говорил, что ты меня любишь, – беззаботно смеется собеседник в ответ.

Не вижу его лица, не слышу голоса. Перед глазами лишь обожженная ладонь. Все еще бережно держу ее, касаясь тыльной стороны кончиками пальцев, чтобы не причинить новой боли.