Чижу нравится, он и сейчас довольно похихикивает у меня за спиной. Надеется на драку. Женские разборки – его любимый вид развлечения, особенно когда они случаются из-за него.
– Пройти дай, – прошу, крепче сжимая дужку ведра в своей ладони.
Именно прошу.
Мы с Кайрой дрались дважды – не из-за Чижа. Вернее, она из-за Чижа. А я – потому, что, когда на меня замахиваются, бью в ответ.
В первый раз Филин пожурил обеих и простил. Во второй – признал меня зачинщицей и вынес приговор. Мягкий по понятиям Птицефермы – розги. На спине остались шрамы, до сих пор иногда ноют на плохую погоду.
– Пройти дай, – повторяю, так как Кайра не двигается с места. Если ударит, тоже ударю не задумываясь, какие бы последствия меня ни ждали. Но если можно избежать драки – постараюсь.
Теперь я умнее. Филин прав: все поддаются дрессировке. Рано или поздно.
– А если не дам, то что? – Пухлые свекольные губы презрительно кривятся.
Вскидываю голову, встречаясь с Кайрой взглядом. На ее лице написаны вызов и решимость, а в глубине зеленых глаз – страх. Я вижу его, чувствую. Кайра задевает меня потому, что уверена: я не рискну вызвать гнев Филина вновь. Но она не забыла то, что в тот раз я не сломала ей руку лишь потому, что нас вовремя растащили. И сделаю это вновь, пусть я и легче ее килограмм на пятнадцать, – играючи, в два движения.
Ничего не говорю, только смотрю. Пристально, предупреждающе.
Кайра отводит взгляд и отступает на шаг в сторону – я худая, мне хватит.
– Сиськи прикрой! – несется уже вслед. – Еще раз увижу тебя в этом платье!..
Не слушаю, хлопаю дверью, обрубая от себя поток брани Кайры, летящий мне в спину под аккомпанемент одобрительного смеха Чижа – вот уж два сапога пара.
Пальцы свело от злости так, что побелели костяшки, – с трудом сдержалась.
Еле разжимаю ладонь, чтобы поставить ведро.
* * *
В тесной комнатушке – никого. Выдыхаю с облегчением: минуты одиночества бесценны.
Бросаю взгляд на раскиданные на полу вещи – Пингвин снова побросал грязную одежду и ушел по своим делам.
Поднимать сил нет – все жара, я совсем выбилась из сил. А еще ужин… Поэтому решаю провести короткий перерыв с пользой – падаю навзничь на кровать и просто лежу, глядя в потолок. В углу серый пластик потрескался и отошел – если пойдет дождь, то зальет. Надо чинить.
Прикрываю глаза и думаю о том, что на крышу придется лезть самой.
Чиж на днях залатал участок над своей комнатушкой. По доброте душевной мне никто не поможет, а Филина просить отправить кого-нибудь – бесполезно. Для Главы это слишком мелко, скажет, чтобы разбирались сами. Чиж возьмется с удовольствием, но потребует оплату натурой. Ворон – откажет. Зяблик – пообещает, но не сделает… А Пингвин все равно не станет – сошлется на усталость. Или на головную боль, или на желудочную колику – судя по количеству известных ему болезней, в прошлой жизни мой сожитель явно был связан с медициной.
Тяжелые шаги, хлопок двери.
– О, уже готова! – довольно присвистывает вошедший Пингвин.
Порываюсь подняться, но не успеваю – на меня наваливается тяжелое тело, потное, пыльное после целого дня на руднике. Как всегда: переоделся, но не помылся.
Пытаюсь столкнуть его с себя, но тут же получаю ощутимый тычок под ребра.
– Не рыпайся, дурная, – пыхтит куда-то мне в область шеи, задирает сарафан до самого живота, пристраивается.
Закрываю глаза и… не рыпаюсь. Это правила игры, законы Птицефермы – отказывать своему мужчине нельзя. И все, что могу, – закрыть глаза и представить, что я не я, или я, но не здесь, или здесь, но не с ним.
