В окно третьего этажа за ним наблюдала Марина. «Надо же, – печально думала она, – как жизнь складывается! А мы-то, дуры, Женьке завидовали: жених симпатичный, с хорошим образованием, из состоятельной семьи, так красиво за ней ухаживал, только что на руках не носил. Почти сразу собственный дом купили. Детки такие хорошие родились. А вот ведь болезнь нежданно-негаданно настигла… Бедный Игнат, бедные дети!»
– Ну, ты белье-то будешь доглаживать? – послышался за спиной голос мужа.
Марина встрепенулась и направилась в комнату, оставив немытую посуду в раковине.
– А самому что, не догладить? Руки у тебя отвалятся? Небось уже футбол свой смотреть намылился! – заворчала Марина, вспоминая расстроенное и растерянное лицо Игната Златогорского. Хороший парень, а как не повезло с женой…
***
Спустя неделю Александр сидел за рабочим столом и разбирал документы в кожаной папке, подготовленные исполнительной секретаршей Ниночкой. Первую половину дня Плужников пробыл на совещании с инвесторами, потом отправился на деловую встречу, потом на вторую деловую встречу, которую предусмотрительно назначил в ресторане, чтобы совместить приятное с полезным. Удалось нормально пообедать и договориться с крупным поставщиком. Вернувшись в офис к окончанию рабочего дня, он занялся накопившимися за день документами, верный привычке проверять все бумаги, прежде чем поставить подпись.
В начале седьмого в дверь кабинета заглянула секретарша и, глянув на него просительно круглыми голубыми глазами, спросила:
– Вы еще долго, Александр Сергеевич? Можно мне идти?..
Плужников оторвал взгляд от бумаг и дружелюбно улыбнулся.
– Идите, Нина, конечно, идите. Рабочий день уже закончился. Завтра с утра напомните мне позвонить в мэрию.
– Хорошо, – кивнула Ниночка, тряхнув рыжеватыми кудряшками, и упорхнула.
Плужников опять углубился в изучение документов. Он устал, но домой торопиться не хотелось. После инцидента с квартиранткой между ним и матерью пробежала черная кошка. Аделина Сергеевна по старой привычке играла в «молчанку», обидевшись на сына. По правилам этой игры он должен был мучиться совестью, видя скорбно поджатые губы матери, страдать, испытывать раскаяние и, спустя непродолжительное время, попросить у нее прощения. Она, конечно, простит неразумного сына, помучает немного своим молчанием и простит.
Но в этот раз что-то сломалось в отлаженном за долгие годы механизме. «Сыночка» не испытывал раскаяния и прощения просить не спешил. Она продолжала готовить ужины, молча выставляя на стол еду, он молча ел и, бросив дежурное «спасибо», не проронив больше ни единого слова, уходил в свою комнату. В доме стало холодно и неуютно, и спешить в него после работы не хотелось.
Плужников дочитывал текст очередного договора, когда в дверь нетерпеливо постучали. Он поднял голову и увидел на пороге кабинета Евгению с пылесосом в руках. Одета она была в синий рабочий халат и такую же синюю косынку, из-под которой выбивались непослушные темные пряди.
– Извините, – недовольно проворчала она, – я уже убрала все кабинеты, остался только ваш. Если вы намерены сидеть на работе до глубокой ночи, то позвольте мне здесь убраться. Скоро семь часов, а мне детей надо вовремя забрать у соседки. У нее сериалы начинаются в восемь. Так что будьте любезны!
Плужников вытянул левую руку и бросил взгляд на циферблат дорогих часов на запястье. Действительно, без четверти семь! Пора домой. Нечего мешать людям делать свою работу.
