и.
– Простите, лорд, что задерживаю вас, – всё, я сдалась под натиском естества. – У меня будет к вам одна небольшая просьба…
Эдмонд поморщился и пренебрежительно фыркнул:
– Как? Уже? – словно был обо мне лучшего мнения, и потянулся к внутреннему карману своего пиджака. Где наверняка располагался увесистый кошель с деньгами.
Ох уж, эти мужчины!.. Жаль, что лорд ректор не исключение.
– Скорее всего, вы уже меня не так поняли. Видите ли, с самого моего воскрешения или – как правильно сказать? – прибытия, мне не удалось поесть. Сестра Мерле, что так торопилась спрятать меня от внимания Инквизиторов, предусмотрительно собрала перекус мне с собой. Но… я стесняюсь есть в одиночестве! Прошу вас, составьте мне компанию! И не смотрите так… мне и без того стыдно, что приходится просить вас о подобном… – я закрыла лицо руками, чувствуя, как отчаянно краснею до самых кончиков ушей.
Тёплая ладонь ректора легла мне на голову и нежно погладила.
– В вашей просьбе нет ничего постыдного, дорогая Эвалин, – мягко произнёс Пруора. – Простите, это мне следовало быть более внимательным. Скорее всего, сказывается недостаток общения с женским полом. Я с удовольствием присоединюсь к вам и по возможности поддержу нашу светскую беседу за трапезой.
Он намеренно выделил слово «светскую», чётко давая понять, что о делах больше говорить не намерен. Но и этого мне было достаточно. Я с благодарностью посмотрела на него и поспешила достать из своего саквояжа источающий ароматы внушительный свёрток, упакованный в коричневую бумагу.
Внутри оказались румяные пирожки, ломтики домашней буженины и бутерброды с зеленью, сыром и ветчиной. Ай да Мерле! Толпу накормить можно. Жаль, что отсутствовали хоть какие-нибудь приборы. Но не до выпендрёжа. Вилки, тарелки и прочее – всё это лишний вес, а носильщика мне не предоставили. Хорошо, что под свёртком в сумке обнаружились льняные салфетки, которые впоследствии можно использовать в качестве полотенец для рук.
– К сожалению, придётся есть руками, – извиняясь, сказала я и протянула лорду одну из салфеток.
– Ничего страшного, – успокаивающе ответил он и шёпотом заговорщика добавил: – Мне всегда казалось, что есть руками вкуснее.
Двойняшки почуяли запах съестного, прискакали и в умильной наигранной скромности притулились с краю столика. Состроили жалобные мордашки и не сводили с меня умоляющих глаз. Вот же хитрюги!
– Дети! – тут же строго окликнул их отец. Глава семейства имел крутые витые рога и роскошную кудрявую шевелюру. Он нахмурил брови и повелительно мотнул головой, призывая двойняшек вернуться.
– Простите, дир, можно угостить ваших малышей? – тут же поспешила спросить я: козлятки здорово мне сегодня помогли, и мне хотелось их хоть как-то отблагодарить.
Сатир перестал хмуриться, громко всхрапнул и величественно кивнул, разрешая. Малыши радостно тихо заблеяли.
– Вы ему сейчас очень польстили, – тихо заметил лорд, принимая у меня бутерброд с ветчиной и листиком салата. – К сатирам, как и ко всем представителям стихии твердь, следует обращаться «тэрр». Или «тэрра», если речь идёт о женском поле. С вами что, в храме не проводили совсем никакой беседы о правилах и нормах Расцелонна?
Я отрицательно покачала головой, больше увлечённая выбором, что предложить малышам: пирожок или бутерброд с сыром? Можно ли им мясо или они строгие вегетарианцы?
– Я же говорю, мы с сестрой Мерле неслись на поезд, словно на пожар. Её больше интересовал вопрос, не увяжется ли за нами кто-то из представителей Инквизиции.
