Когда мы жили в Щучинске, там тоже была школа для глухонемых. Позже из нее сделали подобие ПТУ, где молодые парни и девушки шили голицы, клеили коробочки и учились на сапожников. На рынке, бывало, мама сама вступала в «разговоры», и глухонемые с удовольствием общались с ней с помощью жестов.
Там же, в Щучинске, когда я училась на втором курсе, произошел небольшой казус. В нашем женском общежитии, где я жила, была не просто строгая, а очень строгая дисциплина. Чужим пройти было невозможно: дежурные администраторы всех знали в лицо. После одиннадцати часов вечера общежитие вообще закрывалось, в том числе для своих. Даже посещения родителей возможны были только с разрешения коменданта или классного руководителя.
Однажды, вернувшись с занятий, я застала в вестибюле у стола дежурной все общежитское начальство. Они бурно что-то обсуждали. А, увидев меня, налетели со всех сторон.
Я сразу даже не поняла в чем дело. Оказывается, какой-то молодой человек прорвался мимо администратора и побежал по лестнице наверх, что само по себе являлось безобразием: общежитие-то на 100% было женским. Дежурные вместе с комендантом помчались за ним. Перехватили его на третьем этаже. Парень оказался глухонемым, жестикулировал и показывал бумажку с написанной моей фамилией. Была в общежитии Литвиненко, была Литвин, но Литвинова-то была одна. Вот и посыпались на меня вопросы: «Кто такой? Почему искал? Что вообще за нехорошие дела?» А я стою озадаченная: «Да не знаю я никаких глухонемых!» Потом уже комендант спросила, не отдавала ли я обувь в починку.
‒ Отдавала, уже забрала!
Дежурная засмеялась: «Да, влюбился, наверное. Вот и решил найти!» В Щучинске тогда было очень много глухонемых. И мои, стоптанные донельзя, туфли, действительно, ремонтировал юный немой сапожник.
Но впервые именно во Льгове я увидела людей с физическими пороками. Напротив нас жила замечательная семья с единственным сыном девятиклассником. Привлекательный, высокий юноша с большими карими глазами и обаятельной улыбкой… Мы ‒ мелюзга ‒ бегали за ним по пятам: уж очень он нам всем нравился. Увы, у него были проблемы с ногами: уродливо вывернутые ступни не позволяли ему нормально ходить. Но он ходил, неуклюже переступая ногами, невзирая на боль, с которой уже смирился. Мама рассказывала, что Николай ‒ лучший ученик в школе. И что ему предстоит операция. У себя во дворе он постоянно возился с какими-то проводами и железками. Нас ‒ малышню ‒ не прогонял, когда мы прибегали поглазеть на его деятельность. А иногда даже читал нам книжки. Николаша всегда улыбался, и от этой безоружной улыбки казался еще красивее.
Я почему-то не пугалась таких особенных людей. Они не вызывали во мне отвращения. Тогда часто встречались бывшие фронтовики, полностью потерявшие ноги. Они передвигались на деревянных каталках с колесиками, отталкиваясь от земли специальными колодками. Особенно запомнилась пара: муж и жена. Мимо нашего окна они часто вдвоем ходили на рынок, расположенный неподалеку. Женщина была высокая и рослая, а мужчина ‒ широкоплечий с мозолистыми красными руками. Но он был такой низенький на этой, сбитой из дощечек, платформе. Помню, как отец ремонтировал для него этот старый низкий ящичек с колесами у нас во дворе.
Верстак
Огромный верстак со специальными пазами, ограничителями и большими тисками, что стоял у нас во дворе, заслуживает особенной поэтической оды!..
