– Это не вид литературы. В лучшем случае, вид ремесла. Литература рождает смыслы. Литература заставляет чувствовать, сострадать…
– Литература прежде всего рассказывает истории. Придумайте интересную историю. Такую, чтобы каждому захотелось узнать, что будет дальше – и никакой редактор не выбросит рукопись, не дочитав ее конца.
– Да прямо! Какую же историю рассказывает Джойс в «Улиссе»?
– Понятия не имею. Не читал.
Карпов удивленно уставился на собеседника.
– Вы не читали «Улисса»?!
– И что с того? У вас сейчас такой вид, будто я сообщил, что жду ребенка. Ну, не читал. Кстати, это не мешает мне обсуждать творчество Джойса. Хотите поговорить об «Улиссе»?
– Забудем про «Улисса», – отмахнулся Карпов. – А как быть с вашей статьей о Васильевой? Вы же от нее камня на камне не оставили.
– Понравилось? – Лучинский удовлетворенно кивнул. – Неплохо получилось. Знали бы вы, кто ее заказал…
– Так статья была заказная? И вы открыто об этом говорите?
– Ужас, правда? Кстати, это плохой пример. Жанр тут ни при чем. Просто Васильева – хреновая рассказчица. Во всяком случае, с тех пор как начала угнетать «негров». Хотя, тысячи российских граждан имеют другое мнение. Если же рассказчик первоклассный… Например, Конан Дойл. Согласны, что «Записки о Шерлоке Холмсе» – литература?
– В какой-то мере.
– Бросьте! Это уже отдает снобизмом.
– Хорошо, согласен. Но там есть живые герои. Со своими характерами, страстями…
– Кто мешает вам их создать? Придумайте живых, настоящих героев. Придумайте увлекательную историю, которая с ними приключилась.
– Соседи! – раздалось совсем рядом.
В проем ворот заглядывал какой-то мужчина. Карпов заволновался.
«Приехали? Уже?!»
– Я с глупым вопросом. У вас случайно шуруповерта нет?
Для спецгруппы силовиков заход был слишком «киношным». А что, если этот мужчина – из дома напротив? Нашел записку и все же решил проверить, не розыгрыш ли?
Геннадий Иванович вскочил, но Лучинский крепко схватил его за руку и крикнул:
– Кристина!
Вместо помощницы Сергеева из дома вышел незнакомый молодой парень. Наверное, новая смена охраны.
– Тут к вам пришли.
Охранник направился к воротам. Карпов выдернул руку.
– Нельзя ли полегче?
– Извините. Мне показалось, вы сейчас сделаете большую глупость.
– За кого вы меня принимаете? Я способен держать себя в руках. – Геннадий Иванович не удержался и добавил: – И, между прочим, в отличие от вас, уже кое-что сделал.
– Неужели? Что именно? – поинтересовался Лучинский.
Тогда-то Карпов все ему и рассказал.
9.15
– Вы меня спросили, хочу ли я в этом участвовать?! – продолжал бушевать Лучинский. – Какого дьявола вы подставляете нас обоих под удар? Если не в состоянии написать один вшивый рассказ, который хоть кого-то заинтересует, – прямо скажите об этом Сергееву!
– Я? Не в состоянии? – захлебнулся от гнева Карпов.
– Судя по всему – да! Хотя себя, наверное, убеждаете, что просто не хотите! Так? Впрочем, мне ваши проблемы до лампочки. А вот визит по вашей милости полиции – нет. Бог знает, к чему это приведет. Остается только молиться, чтобы ваша записка так и сгнила в траве.
– Молиться? Ну и молитесь! А я…
Геннадий Иванович не успел закончить фразу. Его прервал вернувшийся от ворот охранник, о котором оба литератора в горячке спора совершенно забыли.
– Вам просили передать, что завтрак накрыт. Если желаете…
– Не желаю! – перебил его Карпов. – По крайней мере, пока вот этот господин будет в столовой.
