– Люди, милая моя, – такие же кровососы. Многие женщины годами насилие терпят, кто от благоверного, кто от начальника… От этих, по крайней мере, – она мотнула головой куда-то в сторону, – не заразишься и не забеременеешь. Красавцы – не то что пьяный Вася, который последний раз мылся в детстве… Здесь просто надо быть немного актрисой. Ты всё ещё зачем-то пытаешься соответствовать правилам, которым тебя учили. Хочешь остаться хорошей девочкой: перед собой, передо мной, перед упырями. Удачно выйти замуж, растить пригожих детишек – вот твой идеал. Но если ты честно, называя всё своими именами, вспомнишь жизнь своих знакомых, то поймёшь, что никто и никогда так не жил и не живёт. Семейное благополучие – это фикция, пшик. В лучшем случае у тебя была бы его видимость. А здесь всем плевать, хорошая ты девочка или плохая, и вообще: жива ты или умерла. Требуется одно: развлечь клиента так, чтобы и своё здоровьечко соблюсти. И тогда ты перехватываешь инициативу. То ты – жертва, а то – умелая рабыня, которую жаль потерять.
Я вздрогнула; то, как она произнесла слово «рабыня» – словно это была похвала – вызвало во мне новый приступ гнева.
– Но они же относятся к нам, как к животным! Это же невозможно терпеть! – вспылила я. – И дело тут не в гордыне! У меня душа не на месте, если я знаю, что меня в любой момент могут ударить, обругать… изувечить ради забавы! Убить, даже не глядя, не задумываясь! – у меня в глазах стояли слёзы; в памяти невольно ожили ужасные сцены оргий, которые длились, казалось, бесконечно, всю мою жизнь. Я даже не заметила, что вскочила на ноги и принялась кричать.
– Ну, ну, – с ласковой улыбкой проговорила Лариса вполголоса, – расшумелась! Девчонок перебудишь, они-то тут при чём? – Она подмигнула мне с таким добродушием, что я, кажется, немного успокоилась: вся дрожа, села на место и закрыла лицо руками. – А теперь, когда ты прооралась, – продолжила Лариса всё с той же иронией, – ответь сама себе: повысилась твоя безопасность от твоих тревог? – Нет. Наоборот. Упыри, как все хищники, чуют жертву. Вот ты вышла к ним – у тебя на лице написан страх. Это их раззадоривает, возбуждает. Они начинают для тебя всякие издевательства придумывать. А то ты вышла к ним весёлая, смелая. И сама такое предложила, что они варежки пораскрывали. Мужчина – он, в глубине души, хочет почувствовать себя желанным. Даже упырь. Вот и делай вид, что ты их хочешь. А ещё лучше – хотеть по-настоящему.
Я в ужасе помотала головой.
– Как вы можете такое говорить, не понимаю, – скороговоркой выпалила я, – и что в земном мире нечего терять… Да тут рассудка лишиться можно! Я вам очень сочувствую, в том, что вы говорили о вашей семье… там, наверху… Но у меня-то иначе было! И я знаю, что люди не все такие…
– Вот как? – холодно переспросила Лариса. – И что же? У тебя, может быть, отец добрый был?
– Н-нет… – слегка запнувшись, выдавила я. – Он маму бросил…
– С ребёнком на руках? – подхватила Лариса. – И часто ты его после этого видела?
Я вздохнула.
– Вот-вот. Но ты не воспринимала это как трагедию, потому что сравнивать было не с чем. Привычная обида, привычная боль… они уже не кажутся смертельными. Дальше. Бойфренд? Прекрасный принц? Долго вы с ним встречались? Месяц? Две недели?
На меня снова нахлынули воспоминания об ужасных обвинениях упырей в адрес Влада. Если не считать Влада, я пару раз целовалась с парнями на дискотеках, и всё. Но из какого-то упрямства я возразила:
