– Что верно, то верно, Том, – произнес Босуэл, медленно поднимаясь с пола, – убери свой палаш. Не думал я, чтобы среди этих лопоухих бездельников нашелся такой, который мог бы красу и гордость королевской лейб-гвардии повалить на пол в этой гнусной харчевне. Эй, приятель, давайте-ка вашу руку.
Незнакомец протянул руку.
– Обещаю вам, – сказал Босуэл, крепко пожимая руку противника, – что придет время, когда мы встретимся снова и повторим эту игру, причем гораздо серьезнее.
– И я обещаю, – сказал незнакомец, – что в нашу следующую встречу ваша голова будет лежать так же низко, как она лежала сейчас, и у вас не достанет сил, чтобы ее поднять.
– Превосходно, любезнейший, – ответил на это Босуэл. – Если ты и взаправду виг, все же тебе нельзя отказать в отваге и силе, и знаешь что, бери свою клячу и улепетывай, пока сюда не явился с обходом корнет; ему случалось, уверяю тебя, задерживать и менее подозрительных лиц, чем твоя милость.
Незнакомец, очевидно, решил, что этим советом не следует пренебрегать; он расплатился по счету, пошел в конюшню, оседлал и вывел на улицу своего могучего вороного коня, отдохнувшего и накормленного; затем, обратившись к Мортону, он произнес:
– Я еду по направлению к Милнвуду, где, как я слышал, ваш дом; готовы ли вы доставить мне удовольствие и высокую честь, отправившись вместе со мною?
– Разумеется, – сказал Мортон, хотя в манерах этого человека было нечто давящее и неумолимое, неприятно поразившее его с первого взгляда.
Гости и товарищи Мортона, учтиво пожелав ему доброй ночи, стали разъезжаться и расходиться, направляясь в разные стороны. Некоторые, впрочем, сопровождали Мортона и незнакомца приблизительно с милю, покидая их один за другим. Наконец всадники остались одни.
Вскоре после того, как все они покинули гостеприимный «Приют», как называлось заведение Блейна, ночную тишину нарушили звуки литавр и труб. Лейб-гвардейцы, поспешно хватая оружие, собирались на базарную площадь. Корнет Грэм, родственник Клеверхауза, и мэр городка, с выражением тревоги и озабоченности на лицах, в сопровождении полдюжины солдат и городских стражников с алебардами, поспешно вошли в кабачок Нийла Блейна.
– Приставить стражу к дверям! – таковы были первые слова, брошенные корнетом. – Никого отсюда не выпускать! Что это значит, Босуэл? Или вы не слышали сигнала тревоги?
– Он собирался бежать в казармы, сэр, – ответил корнету его приятель, – но, видите ли, упал и расшибся.
– Конечно, в драке, – прервал его Грэм. – Если вы будете и впредь пренебрегать своими обязанностями, вам едва ли поможет ваше королевское происхождение.
– В чем же я пренебрегаю своими обязанностями? – угрюмо спросил Босуэл.
– Вам следовало находиться в казармах, сержант Босуэл, – ответил корнет, – вы упустили такой удобный случай. Пришло известие, что архиепископ Сент-Эндрю убит, убит зверски и при исключительных обстоятельствах. Шайка мятежных вигов, преследовавших его на Магусмурской равнине, близ Сент-Эндрю, вытащила его из кареты и искромсала палашами и кинжалами[13].
Все оцепенели при этом известии.
– Вот приметы преступников, – продолжал офицер, разворачивая воззвание к населению, – за голову каждого из убийц назначено вознаграждение в тысячу мерков.
– Так вот оно, не вполне удавшееся испытание, – сказал Босуэл, обращаясь к своему приятелю Хеллидею, – теперь все разъяснилось. Черт меня побери! И мы не задержали его! Беги, Хеллидей, седлай лошадей. Скажите, корнет, не было ли среди убийц дюжего, коренастого, широкогрудого, но узкого в бедрах молодчика с ястребиным носом?
