И вдруг, сквозь мрак я слышу голос, я чувствую, как кто-то треплет за плечо и, бросив акваланг, выныриваю из пучины сна во мрак больницы, где лишь в окне я вижу отблеск фонаря, до рядом на соседней койке вкрадчивый храп Андрея Власова.
– Можно я посижу рядом с вами – услышал я тихий шёпот, едва поняв, что рядом Вера Павловна, в белом халате, как призрак чего-то несбывшегося, как призрак чего-то прошедшего мимо, как призрак.
– Вам чего не спится? – спросил я её в ответ.
– Мне не положено, – ответила она. – Но, на самом деле, – продолжила она через пару секунд, – мне просто приснился страшный сон, в котором нашу больницу захватил какой-то вирус, и мы не можем выйти из помещений, мы должны оставаться внутри и ждать, когда придёт помощь. Но помощи нет, а люди умирают, царапая стены от боли, кровью что-то пишут на полах, а кто-то прыгает с окна… И я, в слезах, в опустошении локальной эпидемии, слышу голоса и вижу, как по коридорам крадутся вирусы. Чёрные, злые, с оружием в руках. – Вера Павловна замолчала и, во тьме я видел, как по щеке её стекает стразинка слезы. – Бред конечно, но до чего же страшный бред! – Добавила она, закрыв ладошками лицо.
– Полно, Вера Павловна, найдёте же из-за чего расстроиться – сон страшный. – Я почему-то положил ей руку на коленку и начал гладить. – Это же просто сны, а все сны остаются во сне.
– А если эти кошмары не останутся во сне? – сказала вдруг она, отняв ладони от лица. – Вдруг это всё на самом деле будет здесь? Если вирусы найдут дорогу в этот мир?
– Ну, тогда, наверное, нам будет страшно, – ответил я и, думал действительно так.
– Однажды, десять лет назад, я видела странный сон. В том сне я бегала по полю в поисках собаки, у меня была в детстве собака – золотистый ретривер по кличке «Забой».
– Забой? – переспросил на всякий случай я.
– Да, – ответила Вера Павловна и взяла меня за руку, которой я гладил её по коленке. – Папа так назвал, он когда-то был шахтёром, давно, когда ещё он жил в Донецке, ещё до распада СССР. Так вот, собака та прожила у нас два года, а потом Забой просто ушёл в лес. Я помню тот момент, он всегда гулял без поводка, бегал рядом, он был послушным и очень верным, никогда не шёл за кем-то кроме хозяев, никогда не брал еду из чужих рук, всегда защищал меня от тех, кто выказывал хоть малейшую агрессию, даже в шутку. Однажды покусал пьяного, который навязчиво хотел подарить мне конфету, а я отказывалась. Ведь нельзя же брать конфеты у чужих и незнакомых? – И это был действительно вопрос, я видел, что она ждала ответа, но я был как в оцепенении, для меня эта ситуация была необычной, да и я следил за сумбурным рассказом Веры Павловны, так что с ответом затянул, а она не дождалась и продолжила. – Нельзя. Так вот, всё было как всегда, мы бегали по улице, играли в «принеси мне палку», Забой резвился и вдруг, он выронил палку и взгляд устремил прямо в лес, он замер и словно прислушивался, он словно бы слышал что-то оттуда! Сначала медленно и неуверенно он ступал в сторону леса, потом всё быстрее и быстрее. Я окликнула его, я звала его обратно, но он будто не слышал, будто всё теперь теряло смысл. В какой-то миг он обернулся, и я увидела его непримиримо странный взгляд, пёс будто бы не понимал, что происходит, он будто бы спрашивал меня о чём-то. И я подумала, что он сейчас вернётся, опомнится, за палку схватится и снова принесёт её ко мне. Но снова отвернулся пёс и, помчался дальше, в лес. Мне было страшно и обидно, я плакала, кричала чтобы он вернулся, я побежала в лес, за ним, но на опушке страх меня остановил, уже неспешно опускался вечер и за деревьями сгущалась темнота. Мне там мерещились тени, хохочущие, злые. Я плакала, кричала и звала его, а его и след простыл, он с тех пор пропал.
