До пещеры добрались на рассвете, когда в восточной части неба на фоне снежной круговерти стали возникать серые полосы – приметы унылого, безрадостного утра. По словам мсье Влакоса, вся южная часть острова Наварон изрыта сотами пещер. Пещера, которую они обнаружили, была пока единственной. Точнее говоря, то был темный, узкий проход среди хаотично разбросанных глыб вулканического происхождения, засыпавших ущелье, спускающееся к обширной долине, которая осталась в трехстах или шестистах метрах от них, – долине, все еще скрытой в ночной мгле.
Какое-никакое, но для замерзших, измученных людей, мечтающих о том, чтобы уснуть, то было укрытие. Места хватало всем, немногие щели, через которые проникал снег, быстро заткнули, вход завесили пологом, прижав его булыжниками. В тесноте и темноте со Стивенса сняли мокрую одежду и, засунув его в спальный мешок, снабженный сбоку молнией, влили в рот юноше бренди, а под голову, обмотанную бинтами в пятнах крови, сунули груду сухого тряпья. Потом все четверо, даже неутомимый Андреа, рухнули на покрытую сырым снегом землю и уснули мертвецким сном, не чувствуя ни острых камней под собой, ни холода, забыв про голод. Уснули, не сняв мокрой, липнущей к телу одежды и не ощущая боли, когда начали отходить закоченевшие руки и лица.
Вторник, 15:00–19:00
Тусклое, в ореоле лучей, солнце, пробивавшееся сквозь снеговые тучи, давно пройдя точку зенита, катилось на запад к заснеженному, словно нарисованному отрогу горы. Приподняв край полога, Андреа чуть отодвинул его в сторону и с опаской посмотрел вниз, куда сбегала лощина. Постоял неподвижно несколько мгновений, растирая затекшие мышцы ног и щурясь от ослепительного блеска снега. Потом выбрался из убежища, в несколько шагов достигнув края впадины, лег у края и осторожно выглянул.
Внизу открывалась панорама почти симметричной долины, словно вырвавшейся из тесных объятий крутых горных склонов и плавным изгибом уходившей на север. Андреа узнал похожую на крепость, возвышающуюся справа над долиной темную громаду. Вершина ее была покрыта шапкой снеговых туч. Это Костос, самая высокая на острове Наварон гора. Ночью они преодолели ее западный склон. На востоке, милях в пяти, уходила ввысь третья гора, лишь немногим ниже Костоса. Северный ее склон круто обрывался, переходя внизу в равнину, расположенную в северо-восточной части острова. А милях в четырех на северо-северо-востоке, много ниже снеговой линии и редких пастушьих хижин, в лощине вдоль берега черной извилистой речки выстроились дома с плоскими крышами. Не иначе как селение Маргарита.
Запечатлевая в памяти топографию долины, вглядываясь в каждую западину и расщелину в скалах, Андреа пытался определить, какой именно посторонний звук две минуты назад прорвал оболочку сна, заставив его мгновенно очнуться и вскочить на ноги. И вот он снова возник, этот звук, трижды раздавшийся в течение трех секунд. Пронзительная трель свистка прозвучала повелительно и, отразившись от склонов горы Костос, умолкла, покатилась эхом вниз. Отпрянув назад, Андреа спустился на дно овражка.
Полминуты спустя он вновь очутился у кромки овражка, прижимая к глазам окуляры цейсовского бинокля. Нет, он не ошибся. По склону Костоса растянутой неровной цепочкой медленно поднимались двадцать пять – тридцать солдат, осматривая каждую впадину, каждую груду камней. На каждом солдате белый маскировочный халат с капюшоном, но даже с расстояния двух миль обнаружить их было несложно: у каждого из-за спины торчали лыжи; заостренные их концы, черневшие на фоне снежного покрова, качались, когда солдаты, словно пьяные, спотыкались и падали на скользком склоне. Время от времени немец, находившийся у середины цепочки, взмахивал альпенштоком, видно давая какие-то указания. Он-то и свистел, догадался Андреа.
