Дерево очень толстое, тугое, скребок то и дело срывается. Сил моих недостаточно, чтобы шкурить. На дереве сидеть неудобно, оно противно колется. Все тело затекло.
До чего же мне обидно. Слезы сами по себе начинают капать на руки, на скребок и бревно. Комары лезут в рот и прилипают к слезинкам на щеках.
Когда я вырасту, я не буду заставлять своих детей шкурить бревна. Я вообще их ничего не буду заставлять делать.
Мне исполнилось десять лет. Так горько я еще не плакала. Мне непонятно, почему моя жизнь не такая, как у других. Мне все время надо что-то делать. Весь день рождения я провела, шкуря бревна.
Бревна у меня получаются гладенькие. Дом будет хорошим.
Папа меня хвалит. И говорит, что Дочь Тамара со всем справляется. Мне очень горько, хотя я и рада помочь.
Мой отец всегда называет меня гордо «Дочь Тамара». Я слышала, что у него была дочка до войны (до женитьбы на маме), и ее звали так же, как и меня, но она погибла.
Мне жалко отца, он такой худой, замученный. Утром еле встает, так ему тяжело от болезни.
Отец был в плену. Его тело все в страшных шрамах, но он скрывает их и никогда не рассказывает об этом. Фашисты пытали его, по несколько часов подвешивали за ноги вниз головой, натравливали собак. Я не понимаю, как это может быть. Как подумаю об этом, мурашки по коже, хочется плакать. Мой отец самый-самый лучший.
Утром я прошу его взять меня с собой, он собрался к соседу класть печку. Глину для печки мы копаем недалеко от речки.
Отец складывает кирпичики, делает раствор. Все у него получается ровненько. Деревенские мужики подходят к отцу и любуются его работой.
Мне интересно, смогу ли я так же, как отец. Он разрешает мне попробовать.
Я затираю шовчики между кирпичами, глажу ладошкой с глиной по стенке печки. Отец удивляется и снова хвалит свою Дочь Тамару.
Я радуюсь, что опять помогла отцу, и мы быстрее справились с делом.
Дальше так и пошло. Отец кладет, я затираю, превращаю печку в ровненькую красавицу. Интерес, конечно, к этому делу у меня быстро пропал, но другого помощника у отца нет.
Все лето мы строим дом и кладем печки.
Я завидую своей подружке Люське. Она никогда ничего не делает, у неё есть бабушка. Я тоже хочу бабушку, но у меня ее нет.
Дом Люськи напротив сельсовета. Ее бабушка с раннего утра хлопочет по дому. В их огромном доме всегда вкусно пахнет едой.
Люськина бабушка каждое утро печет хлеб, запах которого слышен аж с улицы, варит щи, управляет домом. Люська всегда сыта и свободна.
В их доме стоит огромный черный кожаный диван с откидными валиками, на которые можно облокотиться. Такого дивана в деревне больше ни у кого нет. Дома чисто и уютно.
Я не понимаю, почему Люська может свободно бегать, ходить с ребятами на речку, а я все время занята.
Даже, чтобы сходить в кино, мне приходится долго выпрашивать у мамы разрешение и пять копеек на билет.
А ведь фильм привозят в деревенский клуб всего один раз в неделю. Мама все время удивляется и говорит, что я видела это кино вчера, и зачем мне второй раз идти в клуб.
Попасть в клуб, это – целое счастье. Выпросив пять копеек на билет, я всегда мчусь скорее занять самое лучшее место.
Лучшее место, это, конечно же, на полу, перед самым экраном. Как здорово сидеть прямо рядом с героями. Один фильм я бы смотрела и смотрела много раз. Почему нельзя ходить в кино каждый день?
Еще рано утром, зная, что в клуб привезли новый фильм и на магазине и сельсовете повесили афишу, я начинаю канючить у мамы разрешение и деньги, чтобы вечером получить долгожданную радость.
