Так, очень быстро переминаясь с ноги на ногу в ледяной воде, женщина стирала бельё в особо ощущаемом ею музыкальном ритме, а со стороны казалось – она танцует! При этом она весело переговаривалась с теми, кто пришёл с кувшинами, уступала им ненадолго струю, смеялась их шуткам, нисколько не обращая внимания на свои замёрзшие, покрасневшие ноги.
Айша подумала о своих изуродованных полиомиелитом ногах и вспомнила мамину поговорку: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем».
Но что могут сделать эти женщины? Ну, наденут некоторые из них мягкие чувяки, чтобы не так сильно обжигала холодом студёная вода, но много ли пользы от них? Что с ними холодно, что без.
А ведь это летом! А как же зимой выходят из положения эти женщины? Их мужчины не захотят принести своим женщинам столько чистой воды, чтобы те смогли выполоскать бельё дома. Для них это стыдно – работа такая унизительна. А провести водопровод с чистой водой нельзя – на всех питьевой воды не хватит.
Вот и танцуют в ледяных струях, не задумываясь о тех временах, когда эти покрасневшие от холода ноги омрачат их старость.
На глазах Айши несколько женщин, разложив на камни мокрую одежду, натирали её мылом и стиральными порошками. Вот уже первая прачка «утанцевала» своё белье и, сложив неотжатое стекать на камне, вышла из-под струи.
Тут же её место заняла одна из намыливающих. Из каждой вещи долго выходила пена и стекала по канавке в канал. Но вот вода стала прозрачней, чище, и женщина водрузила вещь на камень, начав «танцевать» на следующей. «Танец» был таким же, как у первой прачки, но из-за другого ритма в ушах при виде его звучала несколько другая музыка. Сколько бы раз потом ни приходилось Айше видеть эту картину, она никогда не уставала любоваться ею.
Вернувшись с полным кувшином, она очень сочувствовала Эдже, которая несла на плече огромный, по сравнению с её маленьким, посеребрённый кувшин и не пролила ни капли воды.
Она оказалась доброй и весёлой молодой женщиной, которую очень радовало появление в их доме молодой поварихи. И пусть ей придётся носить для девчонки воду и мыть посуду, но зато не придётся выслушивать недовольные замечания свёкра в свой адрес по поводу неудачно приготовленной еды.
А Айша до вечера успела ещё приготовить и хинкал из говядины на обед, и плов с черносливом и изюмом на ужин. Ей надо было сегодня показать всё или почти всё разнообразие своих познаний в кулинарии. Но это вызвало невероятную усталость, она едва взобралась под вечер на третий этаж и упала без сил на свою подстилку.
Бабуля ещё не спала, а обмывалась, как могла, из кумгана, справив нужду тут же на пластмассовое ведро с крышкой. Хоть Эдже вынесла и помыла его, но запах в комнате стоял ужасный. Айша не смела роптать – тюрьма есть тюрьма.
– Открой, милая, форточку, – попросила старушка.
Айша её просьбу выполнила, но отдохнуть не успела: за ней пришла Эдже и сказала, что хозчин к себе зовёт.
Мансур восседал на диване, поджав ноги и вальяжно облокотившись на подушки. В руках – излюбленный стаканчик с чаем. В кресле возле окна сидела строгая женщина с прямой спиной и тугим узлом чёрных волос на затылке. Айше было приятно увидеть на низеньком столике возле дивана хозяина блюдечко со своим печеньем, а в руках у его жены – «острова»-пиалу.
– Что, устала? Садись на тот стул у двери, – указал он. Айша послушно села. – Попробовали мы твою стряпню сегодня. Не возражаю, чтобы ты осталась. Готовь всё, что умеешь, только подсаливай круче. Если что-то нужно будет особенное – предупрежу заранее. А если закончатся продукты или нужна будет какая приправа – дам машину, съездишь с Эдже и Курбаном, купишь на базаре всё, что нужно. Следи только, чтоб было свежее. Сумеешь?
