Пусть все горит - страница 17

Я хватаюсь за перила, втягиваю себя наверх и иду в кровать.

Каждое рождественское утро я сплю до одиннадцати. Это единственный день в году, когда Ленн не работает, самый худший день в году. Весь день он торчит дома, за исключением моментов, когда ему надо быстренько покормить свиней. Все двери в доме открыты, и я не могу украдкой прочитать страничку из книжки или одно из писем Ким Ли. Никакого уединения.

Моя голова словно в тумане. Все эти шесть недель с того дня, как он согласился давать мне по две трети лошадиной таблетки в день, я словно онемела. Все как будто покрыто пеленой. Спросите меня, что произошло за эти несколько недель, и я отвечу, что ничего не случилось. Время просто шло вперед. Погода была сырой, и совсем ничего не происходило.

– С Рождеством, Джейн, – говорит он, пока я стою, задыхаясь и обливаясь потом, на грубой нижней ступеньке лестницы. – Сделай мне кружечку чая с пирожком, будь добра, и побыстрее.

Я иду в ванную с распахнутой настежь дверью умыться. Во рту ноет зуб. Лицо у меня словно у недавно забитой скотины. В глазах полно сонной корки, и они подернуты розовым налетом. Я стягиваю ночнушку через голову и не подсматриваю, стоит ли он у меня за спиной, наблюдает или нет. По позвоночнику бегут мурашки. Наркоманка, запертая в клетке. Мне нужна новая таблетка, но во мне еще достаточно сонливости, достаточно мертвенного покоя, чтобы не переживать на этот счет. И все же сегодня, в этот седьмой день Рождества в его доме, я решила рассказать ему.

Из-под крана течет чуть теплая вода. Я заканчиваю свои дела, одеваюсь и стараюсь думать о том, какими именно словами преподнесу ему новость; как он на нее отреагирует. Что именно он сделает в ответ. Во рту стоит привкус месяц как нечищенных зубов, моя правая лодыжка болтается и такое чувство, словно кости мягче обычного, словно им легче сломаться.

– Вот твой чай, – говорю я и ставлю его пестицидную кружку рядом с его креслом.

– Скачки по телику, – говорит он в ответ.

Днем телевизор никогда не работает, но сегодня Рождество. Ленн, как школьник, смотрит скачки; ноги в носках смотрят прямо в экран. Я мешаю кочергой угли в плите, вцепившись ладонями в железную рукоятку и думая о том, что его черепушка находится не дальше метра от моей руки. И снова сердце спорит с головой. Если я убью этого человека здесь и сейчас, то получится, что моя сестра все эти годы работала впустую. Если я решусь убить его, то уничтожу ее жизнь ради секундного удовольствия. Надо быть сильнее таких минутных порывов. Я запихиваю сучковатые поленья в печку и закрываю дверцу.

– Пирог давай. Сладкий.

Я разогреваю в духовке три пирога, сделанных по рецепту его матери, и подаю их на тарелке, а затем отхожу к раковине, вцепившись в нее, словно скалолаз в гору. На улице сырость и грязь. На Рождество у нас бывали и холода, и даже снег как-то раз, но сегодня на улице словно сырой ноябрь. Я пропустила тот час, когда солнце садится прямо над горизонтом, под облаками, над землей, в узкой полоске, в которой мы живем. В тот момент я была в коматозном состоянии из-за таблетки для лошадей. Снаружи моросит такой мелкий дождь, что его невозможно разглядеть, только почувствовать.

Я скажу ему попозже. Сегодня один из тех дней, когда Ленн почти счастлив, один из тех дней, когда в его жизни есть что-то, кроме обычной рутины. Сегодня его обычное меню немного поменялось. Мы должны были есть окорок, яйца и картошку, но не будем. Я выбрала именно сегодняшний день, чтобы поделиться личными новостями. Чем-то, что было в моей власти последние недели. Если он убьет меня, то по его же правилам с Ким Ли все будет в порядке. Такие дела. Если я покончу с собой, ее вышвырнут из страны. Если я убью его, то ее вышвырнут из страны, его дружок Фрэнк Трассок с фермы за мостом позаботится об этом. Если я сбегу – ее вышвырнут из страны. А ведь ей осталось всего ничего. Еще восемнадцать месяцев, и весь долг будет погашен. Конечно, Ким Ли будет считаться нелегалкой, но уже без долгов и без этих людей, которые привезли нас сюда. Она будет вольна жить своей жизнью. Ее будущее будет в ее руках и ни в чьих больше. И она сможет посылать достаточно денег маме и папе. К этому моменту они им очень понадобятся, если только родители уже в них не нуждаются. Как-то раз я размышляла о них, живы ли они, и в тот момент заключила с собой пакт никогда об этом не думать. Ну разумеется, они все еще живы, живы, и пьют себе по пятницам пиво с орешками. Они до сих пор разделяют друг с другом это маленькое удовольствие. Как только мне в голову лезет иное развитие событий, я сжимаю зубы и вонзаю ногти в ладони, и боль напоминает больше не соваться в такие фантазии.