провалилось в невесомость.
«Плевок», – с отвращением подумала Девять Гибискус.
Пять Чертополох уже по всем каналам передавал предостережение держаться подальше от этих жгутов, и огромные, приводимые в действие реактором двигатели «Грузика для колеса» ожили и сдали назад, подальше от жгутов, образовавших что-то вроде жидкой сети в том месте, где только что был корабль.
Какая жидкость могла двигаться таким образом? Она словно была ищущей, подвижной, чрезмерно вяжущей. Поверхностное натяжение на ней связало все это в единый шар – не настолько, чтобы слипнуться в клубок, но достаточно, чтобы раскручиваться тонкими, тянущимися струнами…
Один из «Осколков», сверкающий клин, легко перешел в новый вектор, ярко светясь вспомогательными двигателями, но при этом пересекся с одной из этих выплюнутых струн. Это произошло на глазах Девять Гибискус. Она видела, как ярко вспыхнул, перед тем как исчезнуть, маленький истребитель, облитый чужеродной слюной, фрактальная сеть этой слюны прилипла к нему, вцепилась в его корпус, держалась за него, даже когда «Осколок» освободился от струны. Она видела, не веря своим глазам, как сеть начала пузыриться сквозь корпус «Осколка», она агрессивно пожирала металл и пластисталь, словно разновидность гиперокисляющего грибка.
Пилот «Осколка» вскрикнул.
Вскрикнул на открытом канале, которым пользовался Пять Чертополох, вскрикнул, а потом заорал: «Убейте меня, убейте меня теперь, оно сожрет корабль, оно здесь со мной, не позволяйте ему прикасаться еще к кому-то».
Это был сознательный и отчаянный приступ храбрости.
Девять Гибискус помедлила. Она в своей жизни делала много чего, о чем потом жалела, будучи и пилотом, и капитаном, и капитаном Флота Десятого Тейкскалаантского легиона. Она делала много чего такого, поскольку была солдатом, а солдатская профессия влекла за собой необходимость совершения поступков определенной степени жестокости. Так же как звезды, которые по своей природе излучают радиацию, сжигающую и отравляющую, но еще дают жизнь и тепло. Но она никогда не отдавала приказа кораблю вести огонь по своим. Ни разу до этого дня.
На этом же канале связи раздался крик боли – все пилоты «Осколков» были связаны биофидбэком, все они чувствовали смерть корабля-сиблинга, пожираемого заживо. Рыдания. Звук прерывистого дыхания, гипервентиляции. Звук стона, размноженный эхом, подхваченный другими голосами…
– Выполняйте приказ, – сказала Девять Гибискус. – Стреляйте по ней, как она просила.
Смертоносный огонь, точный и милосердный. Голубая вспышка – и один тейкскалаанец превратился в прах.
Тишина на всех каналах связи. Девять Гибискус не слышала ничего, кроме ужасающе громкого биения ее собственного сердца.
– Что ж, – сказал наконец Двадцать Цикада, и голос его звучал потрясенно, как и у всех остальных, но оптимистически потрясенно, – мы узнали в этих людях приблизительно восемь новых качеств, о которых не знали десять минут назад.
