На палубе находились офисы «Наследия», а в жилой части индивидуальные спальные капсулы цвета кости висели уютными рядами, перемежаясь с местами общего пользования. С этой палубой Махит была почти не знакома. Здесь было полно детей и ребят постарше, на три четверти пути приблизившихся к тесту на имаго-способности. Они беззаботно сидели на перемычках, собирались в шумные группки вокруг торговых киосков. Большинство из них совершенно не замечали Махит, и это грело ее душу. Весь месяц с ее возвращения на Станцию, когда она сталкивалась со старыми друзьями по детскому саду или школе, все хотели, чтобы она «рассказала им о Тейкскалаане». А что она могла сказать? «Я его полюбила, Тейкскалаан почти проглотил меня и вас всех, вместе взятых, и поэтому мне нечего рассказать».
<Пропаганда очаровывает, когда она внутри твоей головы, – пробормотал Искандр. – Меня бесконечно удивляет, с какой эффективностью Город внедряет принудительное молчание>.
«Ты предпочел умереть там, лишь бы не возвращаться и не связывать свою дальнейшую жизнь со станцией, и при этом читаешь мне нотации по поводу молчания?» – огрызнулась Махит и почувствовала, как кончики ее пальцев превращаются в шипящие искры.
Неврологические остаточные изображения саботажа. Этот побочный эффект не прекратился, он становился более очевидным, когда она спотыкалась на одном из мест, по которым у них с Искандром еще не случилось ни малейшей интеграции. Ее отношение к его присутствию перешло в состояние кипения, сдержанного и наблюдательного. Будучи погруженной в разговор с имаго и совершенно не замечая, куда идет, она оказалась у одного из киосков. Вероятно, ей нужно обращать больше внимания на подобные осечки, больше, чем прежде. На потерю бдительности, когда она была не вполне самой собой, не вполне в своем теле. Она остановилась у одного из киосков, встав в очередь за тем, что в нем продавалось.
Оказалось, что это литература в переплете ручной работы. На киоске она прочла надпись ПРИКЛЮЧЕНИЯ/МИСТИКА. На витрине было выставлено множество книг-комиксов, рисунки не в стираемых записях на инфокарте, а на бумаге, изготовленной из тряпичных отходов. Махит протянула руку и потрогала обложку ближайшей к ней книги, ощутила пальцами ее грубую поверхность.
– Привет, – сказала менеджер киоска. – Вам она нравится? «Опасный фронтир!»
– Опасный что? – переспросила Махит, внезапно почувствовав себя столь же озадаченной, что и в момент, когда к ней в Тейкскалаане впервые обратились с вопросом, – она не чувствовала контекста. «О каком фронтире речь? Разве они не все опасны?»
– У нас есть все пять томов, если вас интересуют книги о первичном контакте. Лично мне нравится. Художник третьего тома рисует имаго капитана Камерона как Чадру Мава, видимого только в отражающих поверхностях и в контурных изображениях…
Менеджеру не могло быть больше семнадцати, подумала Махит. Короткие в крутых кудрях волосы над белозубой улыбкой, восемь сережек в виде больших колец в ряд на краю одного уха, по новой моде. Когда Махит была этом возрасте, все носили удлиненные серьги. «Я старая», – подумала она с каким-то особым удовольствием.
<Ты сама древность>, – согласился Искандр с насмешливой иронией. Он был на много лет старше.
«Я стара и понятия не имею, что любят читать ребята на Лселе. Даже будучи ребенком, я этого не знала. Правда». Это не казалось важным до ее тестов – и какой толк об этом думать, если есть столько тейкскалаанской литературы, что в ней можно утонуть? Хватает, чтобы научиться говорить поэтическим языком.
