Пустошь - страница 40

Они с Ралом пока хранили гробовое молчание. Поговорить, конечно, было о чём, но вряд ли индейцы сильно этому обрадуются.

А индейцы как раз были повсюду. Кан даже не представлял себе, что столько людей может уместиться в одной брошенной промзоне. Они шли по земле, бежали по крышам и трубам, ползли по верёвкам, протянутым над землёй. В толпе шли всадники, старики, совсем юноши – и ни одной женщины, кроме Айзы. Это навевало интересные мысли.

При этом ни один индеец не походил на другого – у каждого были собственные лохмотья, татуировки, какие-то языческие атрибуты и прочее. От такого разнообразия рябило в глазах.

Низкое здание с развевающимся стягом неумолимо приближалось.

Кан надеялся, что Айза знает, что делать. Хотя до конца он ещё не верил, что всё случилось именно так, как случилось. Удачи Рала было мало для этого. Удачи его самого – тем более. Может… может, это и правда не спасение на самом деле, а что-то похуже, ещё хуже, чем быть убитым индейцами? Чёрт. Ладно, пока об этом лучше не думать.

Дом всё приближался, поглощая силуэты индейцев.

Кто-то похлопал его по плечу, со стороны раздался хохот. Кан не стал поднимать голову. Обойдутся, твари.

Становилось темнее. Солнце садилось, и багрово-красный постепенно уступал серому и синему.

Так, в сгущающихся сумерках, Кан прошёл внутрь разрушенного строения и всё-таки поднял голову, чтобы оглядеться.

Помещение явно принадлежало бывшему складу – до противоположной стены было почти полсотни метров. Стены во многих местах были обрушены до основания – оттуда решёткой выглядывала ржавая, погнутая арматура, а из чахлой потрескавшейся земли с трудом пучками вырывалась жёлтая трава. Уцелевшие секции стены узорами покрывали оккультные символы, пацифики и просто разводы краски.

Его толкнули в спину, и он двинулся дальше. Пол поглощали тёмные силуэты людей и ещё какие-то странные прямые тени. Он поглядел наверх и увидел подвязанных к редким потолочным балкам деревянных идолов и какие-то пластиковые круги с нитями и перьями внутри.

Он сделал ещё пару шагов, пока его не огрело по плечу древко топора.

– Стой здесь! – приказала Айза.

Кан нехотя повиновался и развернулся вправо.

Он стоял напротив огромного, гротескного трона. От его высокой прямой спинки, сделанной из нескольких обломанных досок, веером на цепях расходились длинные копья со знамёнами Вечерней Звезды. Гвоздями к трону были прибиты грязно-рыжие собачьи шкуры, с боков свешивались связки респираторов, а подлокотники украшали два противогаза.

В центре этой показной безвкусицы восседал Атаман Сет. Его кожа была какая-то неестественно серая, хотя, возможно, это была игра света. Лицо ниже покрасневших глаз скрывал респиратор зеленоватого оттенка, по форме такой же, как у Айзы. Он носил длинный запылённый камзол с оборванными рукавами, на поясе стянутый ярко-алым кушаком. Какие-то обрубки вместо штанов. Огромные ботфорты.

Атаман подпёр щёку обнажённой рукой, на плече которой висел выцветший эполет. Вторая, закрытая пластинами кожаной брони, сжимала оружие, по которому Кан и догадался, кто именно перед ним.

Топор. Его называли Кровавой Бойней индейцы и те самые баечники, которых Кан недолюбливал. Лезвием оружию служил диск циркулярной пилы, обрезанный где-то на треть, чтобы лучше крепиться к древку. От лезвия в противоположную сторону отходили железные штыри, с подвешенными на них цветными бусинами и оберегами. Изогнутую рукоять покрывала чёрная изолента, порядком истёртая и прорванная в некоторых местах. Степной Мясник. Вождь Орды. Все эти титулы принадлежали только этому оружию. Его владельцы сменялись, погибали, исчезали в забвении, но топор… Он прошёл через года. Возможно, он уцелел со времён самых Первых Войн.