Одна женщина, лежащая на земле, подняла голову и закричала: «Да будут прокляты эти деньги! Все беды от них! Как можно доверять свою жизнь этим жалким клочкам бумаги, которые еще никого не сделали счастливым? Мы должны радоваться тому, что есть, чем кормить детей, и не просить большего».
Кто-то там, наверху, услышал ее слова, и бумага превратилась в снег.
Шел и тут же таял первый снег. И не было ничего красивее на свете, чем ослепительно белый снег на пылающих красных листьях…
Еще один дурной сон, из тех, что снятся, когда засыпаешь и просыпаешься совершенно один.
Кофе показался горьким, с привкусом бумаги, все из-за проклятого сна. И дались ему эти обои! В выходные заняться совершенно нечем, пустота. Нет, неправда. На самом деле его больше ничего не интересовало, все потеряло смысл.
Только одно: каждую пятницу Макс шел в магазин и покупал рулоны обоев. Желтые, голубые, белые, в полоску, в цветочек… – главное не повториться. Он выбирал их так тщательно, словно на века, хотя украшать стены обоям оставалось всего неделю – до следующих выходных. Интересно, что думали о нем в магазине? Что у него шестиэтажный особняк на сто двадцать комнат, и он оклеивает его обоями не только внутри, но и снаружи? Каждая суббота начиналась с издевательств над стенами квартиры. Он, как маньяк, обдирал и клеил, соскабливал и лепил, пытаясь избавиться от запаха прокисшего вина и незнакомых мужчин. Но запах возвращался снова и снова, он жил у Макса внутри, расползаясь при каждом шаге, как неаккуратно зашитая рана.
Мать Макса была настоящей красавицей. Платиновая блондинка с голубыми глазами. Отец безумно гордился тем, что все встречные мужчины сворачивали шеи, когда они втроем шли по улице. А Макс гордился ими обоими, улыбаясь им снизу вверх.
Она начала сильно пить после смерти отца, и глаза ее потеряли цвет.
Маленького Макса часто брала к себе соседка: подкармливала, обстирывала. Мать больше не обращала на него внимания. Часто, приходя из школы, Макс видел незнакомых людей, спящих на полу в коридоре. Мать даже не помнила, кто они и как к ним попали.
Знаете, чем пахнет безысходность? Дешевым вином. В классе Макс всегда садился за последнюю парту, хотя не видел, что написано на доске, и ему приходилось угадывать, часто неправильно. Максу казалось, что и от него сочится кислый запах ободранных обоев и незнакомых мужчин. Уже тогда он старался держаться от всех подальше, понимая, что никогда больше не впишется в этот мир.
Иногда мать приходила в себя, и они долго разговаривали, сидя за столом на кухне. Каким горьким ему тогда казался чай! Безнадежный чай, с привкусом тоски и недоверия. Она начинала плакать и неизменно повторяла, что все будет хорошо, и что в выходные они обязательно пойдут гулять в парк. Но Макс смотрел на ее опухшее, безобразное лицо и догадывался: в парк он попадет не скоро и, скорее всего, не с ней.
А спустя несколько дней все повторялось снова. Заколдованный круг.
Однажды она вскрыла вены. Макс нашел ее в ванной, всю в крови, она бредила и твердила что-то бессвязное о себе, отце и еще какой-то женщине, но он ничего не понял. Ее забрали в больницу.
– Только не детдом! Не сдавайте меня в детдом! – плакал Макс и клялся соседке, что справится в одиночку. Она молчала и гладила его по голове. Она выполнила свое обещание. Поначалу еще навещала его, а потом они переехали, и Макс остался совсем один.
