Пустырь. Книга 1 - страница 23

Все так же смотря на меня, Хэдер изогнул бровь. Его лицо до этого ухмыляющееся, сейчас несло в себе совершенно другие чувства и эмоции. Более живые и человечные.

– С каждым разом все удивительнее и удивительнее…, – задумчиво изрек он. – Ну хорошо, я расскажу. Ей было шестнадцать лет. Мы вместе росли и дружили, хотя она и была постарше меня. Это был один из самых неповторимых людей, что я знаю. В ней не было показушной доброты, наоборот, она часто кричала и хамила всем подряд, за что так же часто и огребала. Но при этом в ней было доброе сердце, скрытое за всей этой оболочкой злой и склочной девчонки. А потом она влюбилась в одного мудака и в итоге залетела. Мне она об том рассказала, как только сделала тест. Прибежала заплаканная и показала бумажную полоску. Все это очень банально звучит, но когда вам по пятнадцать лет и в жизни ничего нет, вот тогда-то, это и выглядит как конец всего. А потом она убежала, чтобы рассказать своему трахарю обо всем. Не было ее двое суток. Директор детдома сообщила полиции, что воспитанник пропал. А потом Туман вернулась сама: избитая, с переломом руки. Она никому уже ничего не говорила, просто лежала в больнице ни с кем, и со мной в том числе, не общаясь. Ну и через какое-то время сбежала и сбросилась с моста.

Хэдер рассказывал, и было видно, он намеренно упускает все детали и свое отношение к этой истории. Рассказывает, как будто вырезку из газеты пересказывает. Но мне и этого было достаточно. Внутри все обливалось кровью от осознания жестокости жизни. Такая маленькая девочка, итак уже испытавшая большие трудности, была вынуждена испытать еще большие страдания. Никогда нельзя называть тех, кто расстался с жизнью слабаками, мы никто не знаем, что на самом деле ими движило. А значит, не в праве их и осуждать.

– Ну и что тебе дала эта история? Утолила любопытство? – выдернул меня из собственных мыслей язвительный тон Хэдера.

– Я не поэтому спросила, – попыталась оправдаться я. – Тот стих, он просто… просто очень проникновенный. Вот мне и стало интересно, что произошло с ней такого, раз в стихе столько боли.

Хэдер молча глядел на меня, думая о чем-то своем. Не знаю, что в тот момент творилось в его сознании, но взгляд с каждым мгновением приобретал все больше темного. Антрацитовый цвет глаз постепенно стремился к черному.  При этом лицо парня не было угрюмым или хмурым, и оттого сам взгляд не устрашал, а скорее гипнотизировал. И вот уже я ловлю себя на мысли, что просто стою, и, не моргая, смотрю на него.

– А вот теперь моя очередь задавать вопросы.

– Такого уговора не было…, – начала, было, я возмущаться, но Хэдер прервал, словно не слушая меня, и продолжил.

– А вот интересно, какой номер у твоей подруги. Катрин, кажется, ее зовут. Не подскажешь?

– ЧТО? Я не собираюсь давать тебе ее номер!

Не смотря на страх перед этим парнем, ярость, закипающая во мне, взяла верх. Меня раздирало от желания нахамить ему, а еще лучше толкнуть или ударить. Что он вообще позволяет себе. И пусть, что Катрин скорее всего обрадовалась бы, узнав что Хэдер попросил ее номер. Я все равно не стану помогать ему в этом.

– Очень жаль, я думал, ты меня выручишь. Ну что ж придется как-нибудь самому.

– Даже не смей приближаться к ней, а то я, а то я…

– Даже интересно, что ты?

– А то я испорчу тебе жизнь!– наконец-то я нашлась, что ответить.

– Уже страшно, воинственный мышонок, – почти смеясь, заметил Хэдер. – Ладно, расслабься, мне нафиг не сдался ее номер, да и она сама. Но ты все еще должна мне ответ на вопрос.