Путь Дракона. Том 3. Атака - страница 43

Остаток ночи я провел в одиночестве в комнате Каллара с кувшином вина. Покои брата, в отличие от отцовских, изменились до неузнаваемости, на полках стало больше книг, со стен исчезло почти все оружие, кроме пары фамильных мечей, но добавилось новых гобеленов и картин. Спальня приобрела совсем аскетичный вид. Исчезли балдахин и тяжелые занавеси, ткань для которых выбирала еще наша матушка, как и огромная кровать из резного фейхала с инкрустацией, ее заменила узкая походная койка с тонким одеялом и валиком для головы. Два сундука из нубина, халасский ковер, шкура сийны, да связка оборотневых оберегов, вот и вся обстановка покоев несостоявшегося Владыки темных. Я вернулся в кабинет, лечь в постель Каллара меня бы не заставили под страхом смертной казни.

На удобстве рабочего места Каллар экономить не стал, и, судя по всему, за столом он проводил куда больше времени, чем в кровати. Тирсовый стол с несколькими ящиками занимал почти четверть комнаты, на нем аккуратными стопками лежали документы и письма, которые я бегло просмотрел, но не нашел ничего интересного. В правом углу стола возвышалась небольшая стойка для манускриптов, которые я не стал даже вытаскивать из гнезд, потому что, судя по их виду, писались они лет триста назад. Слева лежала стопка бумаги и несколько незаконченных писем и рисунков, сделанных рукой Каллара. Я открыл один из ящиков стола и просмотрел лежащие там документы. Наверняка, в них было множество тайн и полезной информации, но у меня не было желания углубляться в их изучение, уже завтра все эти интриги станут прошлым, потому что объединение, о котором так мечтал Велерон, наконец, свершится. Я невольно ухмыльнулся, ведь Лучезарный и представить себе не мог, кто объединит эльфов и будет править этим миром. Наверняка, на троне, единственном троне мира эльфов, он видел себя, или на худой конец, кого-то из своих сыновей, и уж точно ему в самом страшном кошмаре не могло присниться, что на этот трон сяду я, а моей королевой станет его любимая дочь. Я отшвырнул письма, отпил вина и открыл следующий ящик. Он был почти пуст, в нем лежали лишь пара миниатюр в суаккском стиле на тонких листах высушенного аррлисса, да несколько фотографий. Пять фотографий Алариэль. Я жадно рассматривал изображения моей женщины, такой, какой никогда ее не видел. На одной из фотографий Алариэль была изображена вполоборота, фотограф выхватил мгновение из ее жизни и, вероятно, такой она и была в ее жизни до меня, с мягкой улыбкой на губах, искрящимися глазами, и манящим, загадочным взглядом. Я с болезненной жадностью смотрел на снимок, словно впитывая в себя образ той, к которой меня так безудержно влекло. Ее струящиеся волосы были уложены в красивую прическу, а умелый макияж лишь подчеркивал безупречность ее черт. В доме на Страйте Алариэль не пользовалась косметикой, потому что ее у нее не было, также как красивой одежды и всего того, что ей подобало по праву происхождения. Я лишил ее всего, но я же в силах был дать ей намного больше, чем мог дать Велерон. Я дам ей весь мир эльфов, она будет их королевой, у нее будут самые лучшие наряды, самые изысканные украшения, она сможет окружить себя самыми знаменитыми менестрелями, поэтами и танцорами, она станет единственной звездой самого блистательного двора семи миров. На последней фотографии Алариэль была запечатлена вместе с Калларом, они смотрели друг на друга влюбленными глазами и улыбались почти одинаковыми улыбками. От переполняющих меня эмоций затряслись руки, а в глазах заплясали цветные точки, сердце глухо бухало в груди, наполняясь жгучей, разъедающей ревностью. Я разорвал фотографию пополам, разделяя влюбленную парочку. Они не будут вместе даже на куске бумаги! Ее взгляды, чувства и помыслы должны принадлежат мне, она моя королева, моя собственность, моя женщина! Я порвал фото Каллара на мелкие кусочки и швырнул их на пол. Брат в моей власти, я мог бы убить его прямо сейчас, но я продлю его агонию, он умрет, но умрет униженным, сломленным, проигравшим. Я залпом допил вино и откинулся на спинку кресла. До рассвета оставалось всего несколько часов, я закрыл глаза, надо вздремнуть перед днем, наступления которого я ждал долгие пятнадцать лет.