«Дзинь-тинь», – пропел железный рукомойник, Элинор подставила ладони под тоненькую холодную струйку. Звякнув на прощанье ещё разок, она плеснула водой на ближайший цветок и вернулась в комнату. Сумка с одеждой и вещами была собрана. Элинор приподняла ее – тяжёлая.
Девочка окинула взглядом старый дом. Как хорошо она знала все доски на полу и все вещи: «Вот бабушкино любимое старое кресло, закрытое пледом, потому что лопнула протертая кожа, сидеть на нем удобно. А эти деревянные резные стулья ужасно тяжелые». Элинор вспомнила, как любила их сдвигать, накрывать одеялом, а потом сидеть в «домике», когда была малышкой. «Сундук в углу – бабушка складывала туда запасы круп и сухих фруктов, – девочка мысленно прощалась с вещами. – А на этом диванчике мы сидели и разбирали нитки, сматывали их в клубки. Бабушка учила меня вязать шарф, заставляла считать петли лицевые и изнаночные, а я их вечно путала и приходилось распускать ряды», – с грустью вспоминала девочка.
Элинор вытащила из шкафа маленькую сумку, которую любила носить на плече, положила туда теплую тонкую шаль. «Бабушка в Доме Нового здоровья по ней должно быть скучает и сожалеет, что забыла взять», – решила Элинор. Она сунула с собой книжку про лунов и мешочек орехов, которые нашла в буфете.
«Заберу большую сумку на обратном пути, – решила девочка, – а сейчас пойду короткой дорогой к дальнему входу в город, так быстрее доберусь до Дома Нового здоровья».
Элинор понимала, что собирается нарушить запрет, и ей это доставляло удовольствие. Детям разрешалось ходить в город только по главной дороге. Она знала, что это разумное требование, все жители и гости предпочитали входить в город через главные ворота, и к тому же так удобнее было попасть на центральную площадь и во дворец. Дальними – пользовались в основном охотники, так как их путь лежал в сторону гор. Никому из жителей поселка не нравилось ходить в город короткой дорогой, напрямик через мрачный лес. Люди опасались встречи со старыми деревья, такие же древними, как сам мир. Поговаривали, что они порождение темных сил. Именно в этом лесу пропал отец Элинор, напали на него деревья или враги, так и осталось загадкой. Жители поселка предпочитали пройти расстояние побольше, но попасть на главную дорогу, ведущую в город.
Дошагав до развилки, Элинор остановилась, но все же повернула в сторону дальних ворот. Легенды о мрачном лесе ей не вспомнились, зато мысли о несправедливости мира одолевали ее. «Подумать только, гибель отца, предательство матери, а теперь еще потеря Фосео и дома – почему все это свалилось на меня?» – с возмущением думала девочка. Ее душу рвали на части два противоположных желания: навредить матери и ее гнусному мужу, а одновременно с этим Элинор хотелось привлечь к себе внимание. «Вот пропаду я в лесу, тогда мама поплачет. Будет наконец-то думать про меня, а не про «этого», – так рассуждая, Элинор вышла на опушку.
Ближний лесок девочка знала хорошо. Они с ребятами из поселка бегали сюда за ягодами, грибами или просто погулять, но дальше, в глушь никогда не забирались. Через полчаса ходьбы Элинор заметила, что тропа стала едва различимой. «Охотники могли бы и расширить дорогу», – проворчала она себе под нос. Мрачный лес обступил девочку со всех сторон, но она ничего не замечала, в душе кипела злость на отчима: «Это он выкинул моего Фосео!» – Элинор с яростью втыкала в рыхлую землю палку, на которую опиралась при быстрой ходьбе, представляя, что протыкает грудь мерзкого эльфа.
