– Эй, это всего лишь я, – произнес Бекетт.
– Я сказала – не прикасайся ко мне! Я не хочу, чтобы ко мне вообще хоть кто-нибудь прикасался.
– Да никто к тебе не прикасается, Лиз.
Снаружи тот патрульный обернулся на нее, а потом наклонился к приятелю и что-то шепнул тому на ухо. Шея у него была толстая, глаза темные, глубокие и презрительные.
– Лиз!
Она уставилась на его руки, на грубую кожу и квадратные ногти.
– У тебя кровь идет, – сказал Бекетт. Элизабет пропустила его слова мимо ушей – обстановка вокруг вдруг начала тускнеть.
– Лиз!
– Что? – она вздрогнула.
Он указал рукой.
– У тебя кровь на губе.
Элизабет коснулась пальцем уголка рта и отняла его красным. А когда опять посмотрела на патрульного, вид у того, похоже, был уже обеспокоенный и сконфуженный. Она дважды моргнула и поняла, насколько он молод. Может, лет двадцати от силы.
– Прости, – произнесла она. – По-моему, мне что-то показалось.
Бекетт потянулся было к ней, но остановился. Си-Джей тоже не сводила с нее глаз, однако Элизабет была не в настроении встречать обеспокоенные взгляды и сочувствие от других. Бросив последний взгляд на патрульного, она вытерла измазанный кровью палец о штаны.
– Что говорит Эдриен?
– Он не станет с нами разговаривать.
– А со мной, может, и поговорит.
– С какой это стати?
– Из всех копов, которые знали Эдриена Уолла, кто никогда не обвинял его в убийстве ни в чем не повинной женщины?
Она быстро отошла от барной стойки. Бекетт перехватил ее на полпути к машине.
– Послушай, я знаю, какие чувства у тебя были к этому парню…
– Нет у меня никаких чувств!
– Я не говорил, что есть. Я сказал «были».
– Ладно. Хорошо. – Она попыталась выкрутиться из своей оговорки. – У меня не было никаких чувств.
Бекетт нахмурился, поскольку распознал ложь. Неважно, что Элизабет сейчас сказала, – ее чувства к Эдриену были очевидны для любого, кто удосужился бы открыть глаза. Она была молодой и азартной, а Эдриен среди копов был кем-то вроде рок-звезды – не просто талантливой, но и телегеничной. Ему доставались самые громкие дела, он производил самые громкие аресты. По этой причине журналисты в городе просто выстраивались в очередь, чтобы сделать из него героя. Новички любили это в нем. Многих копов постарше это возмущало. С Элизабет, правда, все зашло глубже, и Бекетт присутствовал при сем, чтобы это засвидетельствовать.
– Послушай. – Схватив ее за руку, он остановил ее. – Давай назовем это просто дружбой, о’кей? Никаких осуждений. Никакого грузилова. Но ты была ближе к Эдриену, чем к большинству остальных. Он что-то для тебя значил, и это нормально. Медали, симпатичная физиономия, неважно… Но он отсидел тринадцать лет в самой строгой тюрьме штата. Коп за решеткой, ты понимаешь? Вне зависимости от того, убил он Джулию Стрэндж или нет – а если честно, я уверен, что убил, – это не тот человек, которого ты помнишь. Спроси любого копа, который был поблизости несколько лет, и ты услышишь ровно то же самое. Неважно, даже если он и был хорошим человеком в какие-то давние времена. Тюрьма ломает людей и делает из них что-то совершенно другое. Просто загляни в лицо этого несчастного поганца.
– В его лицо?
– Я к тому, что он зэк, а зэки – обычно ловкие манипуляторы, мастера играть на людских слабостях. Он попытается использовать твое отношение, какие бы чувства к нему ты сейчас ни испытывала.
– Прошло тринадцать лет, Чарли. Даже тогда он был просто другом.
