– Можно, я?..
Она показала рукой на сиденье, и он подвинулся, чтобы освободить ей место. Элизабет проскользнула в машину, ощутив его тепло на коже сиденья. Не отворачиваясь, изучала его лицо, пока его рука не двинулась, чтобы прикрыть самые страшные из шрамов.
– Это всего лишь кожа, – произнесла она.
– Снаружи – наверное.
– А как насчет остального тебя?
– Расскажи мне про Гидеона.
Ее удивило, что он знает его имя.
– Ты узнал его?
– А сколько еще четырнадцатилетних детишек желают мне смерти?
– Итак, он пытался тебя убить.
– Просто скажи мне, в каком он состоянии.
Элизабет прислонилась спиной к двери и несколько секунд ничего не говорила.
– А почему это тебя так заботит?
– Как ты можешь такое спрашивать?
– Я имею полное право такое спрашивать, поскольку он явился сюда, чтобы убить тебя, и поскольку люди обычно не проявляют подобную заботу по отношению к тем, кто намеревался лишить их жизни. Я имею право спрашивать, потому что ему было всего пятнадцать месяцев, когда ты в последний раз его видел, потому что он тебе не друг и не родственник. Я имею право спрашивать, поскольку он ни в чем не повинный ребенок, который за всю свою жизнь и мухи не обидел, поскольку он весит сто пятьдесят фунтов и у него пуля там, где ее не должно быть. Я имею право спрашивать, поскольку я более или менее вырастила его, и поскольку он выглядит в точности как та женщина, за убийство которой тебя осудили. Так что до тех пор, пока я не буду твердо убеждена, что это не ты в него стрелял, все будет по-моему!
Ее голос звучал совсем громко, когда она закончила, и этот всплеск эмоций удивил обоих. Когда дело касалось мальчика, Элизабет не умела скрывать своих чувств. Она всегда была готова на все, чтобы защитить его, и Эдриен это видел.
– Я просто хочу знать, в порядке ли он. Вот и всё. Он потерял свою мать и думает, что это моя вина. Я просто хочу знать, что он жив, что он не потерял абсолютно все.
Хороший ответ, подумала Элизабет. Честный. Правдивый.
– Он на операции. Больше я ничего не знаю. – Она ненадолго примолкла. – Бекетт говорит, что это Конрой в него стрелял. Это так?
– Да.
– Это была самооборона?
– Парень пришел меня убить. Конрой сделал то, что должен был сделать.
– А Гидеон сделал бы это?
– Спустил бы курок? Да.
– Похоже, ты нисколько не сомневаешься.
– Он сказал – это то, что должен сделать мужчина. Вид у него был убежденный.
Элизабет изучила его пальцы, которые выглядели так, будто были сломаны и плохо срослись.
– Ладно. Я тебе верю.
– Ты скажешь Бекетту?
– Бекетту. Дайеру. Постараюсь, чтобы все всё поняли.
– Спасибо тебе.
– Эдриен, послушай…
– Не надо.
– Что?
– Послушай, было замечательно тебя повидать. Это было давно, и ты была добра ко мне как-то раз. Но не делай вид, будто мы друзья.
Это были сложные слова, но Элизабет поняла. Сколько раз она проезжала мимо тюрьмы с того момента, как его осудили? Сколько раз она там останавливалась? Заходила внутрь? Ни разу. Вообще никогда.
– Что я могу для тебя сделать? Тебе нужны деньги? Тебя куда-нибудь подвезти?
– Ты можешь вылезти из машины. – Эдриен смотрел на Бекетта и группу людей, стоящих возле темного седана на краю дороги. Внезапно побледнев и покрывшись по́том, сейчас он походил на тяжелобольного.
– Эдриен?
– Просто вылезай из машины. Прошу тебя.
Она подумывала, не поспорить ли, но к чему это приведет?
– Ладно, Эдриен. – Перекинула ноги в жар за пределами машины. – Дай мне знать, если вдруг передумаешь.
