Чтобы не видеть прощальные слезы деда и не проявить свою слабость, что не полагалось настоящему Избранному, Бер постарался быстрее скрыться за ближайшими деревьями проделав начало пути чуть не бегом.
Все! С прошлым нет более связи, кроме как во снах и чаяниях! Впереди, как всегда неизвестное, будущее! Привет тебе, Будущее!
Целый день шел Бер по знакомым местам. Держал свой путь строго на то место, откуда солнце каждое утро явит Белому Свету свои первые лучи. Так Гостомысл подсказал. Ему одному среди ведов тот путь открыт. Хаживал ли сам по нему, про то Беру не известно. Но как-то ведь общается с Родом?
Все тут знакомо. Каждый кустик, каждое дерево. Много раз с дедом хаживал, когда тот его разным разностям обучать стал да о мире вокруг ладно сказывать. Потом уже и Гостомысл гонял в разные закутки, чтобы ответы на его вопросы искал. Не одним только книгочейством занимался. Не только чужие слова из книжных знаков сложенные себе в мозги откладывал. Теперь точно знал он, почему трава низка, а деревья высоки. Почему летом вода жидкая, а зимой камня тверже. Отчего птица ввысь взлетает, а змея только на брюхе ползать обречена. Много чего познал. Даже голосам птичьим и звериным подражать наловчился. Но, то уже сам схотел. А душу щемило немного от того, что все видит в последний раз. И голоса, которым ловко подражает, и не услышит, может, больше. Друзья за спиной остались. Особливо голубоглазая Ольха. Больно уж эти глаза глубоко в душу забрались. Аж вздохнул с сожалением, что не утонет больше в этом ласковом море. Твердила все, что следом убежит. Говорил, что Избранный в одиночку свой путь проложить должон. Так нет! Одно и тож: убегу за тобой! А что если и взаправду убежит? Гнать от себя назад, когда уже день пути позади? Она же хрупкая. Она сгинет в лесу ночном. Не охотница, ведь. Только-только из подростков выбилась и офигурилась бабьими делами. Над ней любой зверь зло сотворить может. Хоть бы не решилась!
«А как на то Род глянет? Зачтет мне такое как? Ведь, на погибель девку в ночь могу отправить.» – Помыслил Бер и рука его самопроизвольно сунулась за пазуху и вытащила наружу бережно хранимый мешочек с пером.
– Тебе решать! Толи одному дальше топать и беспомощного человека бросить, толи выручить и пожалеть, но… – Донеслось вдруг неоткуда и смолкло на полуслове.
Бер удивленно завертел головой во все стороны, нор так никого и не почуял, хотя чутье у него было получше иного зверюги дикого. Ан – нет! Есть запах. Его ветерок попутный донес издалека. Знакомый запах. Очень знакомый! А солнце уже наметило в за деревьями упрятаться. Бросился Бер туда, откуда запах донесло. В сотне шагов от себя увидел со страхом глядевшую на него Ольху. Та прилепилась всем телом к стволу и застыла в ожидании приговора. Шитая мехом наружу шубейка из черного соболя, шапка из того же зверя да сапожки из оленины прятали от влюбленных глаз ее стройную фигуру, обволакивая ее мягким теплом.
«Будь, что будет!» – Мелькнуло в голове Бера. Он схватил за руку Ольху, притянул ее к себе и крепко обнял.
– Со мной пойдешь, коли уж так вышло! Ничего без воли Рода вершиться не может. Знать, и такое со мной выйти должно было. Тяжек путь наш будет. Осилишь ли? Люба ты моя!
– С тобой хоть куда готова идти! Теперь, когда кинуться искать, все одно изгоем буду. Такого позору девке не простят, чтобы без воли родителя за парнем вдогонку бросаться неведомо куда. Порченая я теперь для всех. Каждый волен плюнуть в меня и от себя прогнать. Нужен мне позор такой? А с тобой, даже если на погибель, все одно куда, а пойду. Один ты у меня в сердце отныне. Иных и поминать-то – грех. Да простит меня Великий Род!
